Андрей Стерхов - Атака неудачника

Теперь я окончательно убедился в своих осторожных предположениях. Ну почти окончательно. Мало того, когда выбегал из подъезда, вспомнил вдруг, что, перебирая давеча колдовские способы энвольтирования на смерть, совсем упустил из виду тот, который широко известен в узких кругах под названием «Послание Ланьлинского насмешника».

Как известно, «Ланьлинским насмешником» именуют анонимного автора знаменитого романа «Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй». Легенда гласит, что роман этот написал некий юноша, желающий рассчитаться с богатым сановником за убийство отца. Зная о пристрастии злодея к чтению, юноша пообещал прислать ему рукопись нового романа и, поскольку никакого романа на самом деле не существовало, спешно сел за его сочинение. Подгоняемой жаждой мести, писал он споро, а когда поставил последнюю точку, пропитал все страницы рукописи ядом, так как имел достоверные сведения, что сановная сволочь привыкла слюнявить при чтении пальцы. Вечером того же дня рукопись была доставлена по назначению. Роман оказался настолько увлекателен, что вельможа не мог оторваться от него до самого утра. Читал, листал и с каждой новой страницей получал очередную порцию яда. А как только прочёл последнюю страницу, в тоже мгновение задрожал всем телом, позеленел лицом и умер. Автор романа, хотя и был крайне молод, но знал толк в ядах, и рассчитал всё очень грамотно: последнее слово совпало с последним вздохом. Так гласит легенда.

В память о той давней истории и назван хитрый способ магического душегубства. Правда, ядом чёрные маги книжки не мазюкают (низкий сорт, грубая работа), а вот скрытые проклятия в письма, поздравительные открытки, телеграммы, эсэмэски и прочие образцы эпистолярного жанра порой вкладывают. В некоторых магических школах есть даже такая специальная дисциплина, предметом которой является сокрытие и распознание убийственной магической информации в заурядных бытовых и разного рода литературных текстах. Называется эта дисциплина парастеганографией.

Вообще-то в том, что я упустил из виду такой способ магического убийства, ничего удивительного не было. Я, конечно, не великий специалист в области колдовского умерщвления, но точно знаю, что «Послание Ланьлинского насмешника» против обычных людей, вообще-то, не используют. Применяется сей экзотический способ исключительно против магов высокого ранга. Дело в том, что засланные слова проклятия, являясь вербализированной волей колдуна-киллера, лишь запускают механизм саморазрушения, но для действия этого механизма обязательно нужно, чтобы сама жертва обладала Силой. Причём, огромной Силой. Такой Силой, которая была бы способна подавить силу естественную, витальную. Я, к примеру, такой непосредственной магической Силой никогда не обладал, моя витальная сила всегда была больше. Даже на пике магической волны пропорция никогда не превышала двух к одному. Поэтому на тот момент я не совсем понимал, как это так хитро получилось, что едва не сгинул в Запредельном, воткнув в сознание пагубное заклятие. Даже про себя не понимал. А уж что говорить про обычных людей, у которых Её кот наплакал. Любой посвящённый знает, что соотношение магической Силы и витальной у обычных людей в среднем один к двадцати пяти.

Но с другой стороны я прекрасно осознавал, что если тёмные маги уже придумали некий изощрённый алгоритм, позволяющий сделать так, чтобы обычный человек сам себя ненароком проклял, то это, разумеется, лом, против которого нет приёма. Это не менее круто, чем споры сибирской язвы в почтовом конверте и полоний в чашке с чаем. Маг высокого уровня из такой беды ещё может выкрутиться (если, конечно, Силу в себе для сопротивления найдёт), а простому человеку — хана. Даже мне бы хана пришла, когда бы не странная кошка Красопета. Ведь вся моя Сила, как теперь мне стало понятно, не украдена была, а на исполнение проклятия ушла. Ни капли в наличии не осталось. Даже осознай я в последний миг, что же именно со мной происходит, ничем бы себе помочь не смог бы. Это только в красивой детской сказке барон Мюнхгаузен сам себя из болота за волосы вытащил, в жизни таких чудес не бывает. В жизни вообще нет чудес. Лишь голая физика. И ещё голая магия, разумеется.

Вот до чего я додумался к той минуте, как раскачегарил болид. И всё это очень походило если и не на окончательную истину, то на истинную правду точно. Но поскольку механизм проклятия через стишок был мне пока не совсем ясен, применение «Послания Ланьлинского насмешника» решил до поры до времени считать всё-таки версией. Быть может, и наиболее предпочтительной, но всё же версией. Одной из.

Уже вырулив с Трилиссера на Декабрьских Событий, я набрал номер госпожи Верхозиной.

— Да, — взял трубку какой-то мужчина.

В трубке слышалась музыка (если ничего не путаю, увертюра к опере «Шёлковая лестница» Джоаккино Россини), и сквозь неё — заливистый смех двух женщин.

— Я могу поговорить с Инессой Романовной? — спросил я.

— Секунду, — ответил мужчина.

За секунду пятьдесят китайцев рождается, хотел было ляпнуть я. Но сдержался и промолчал. Культур-мультур, блин.

Прошло гораздо больше обещанного, прежде чем госпожа Верхозина ответила:

— Слушаю.

— Добрый вечер, Инесса Романовна, — сказал я. — Это Егор Тугарин говорит.

— Егор… Какой… А-а, ну да. Слушаю вас, Егор Тугарин.

Кажется, она была пьяна. Слегка. Чуть-чуть. Самую малость. Ничего не имею против. Абсолютно. В конце концов, all ladies do it, чем эта хуже.

— Инесса Романовна, — спросил я, — скажите, вы читали подборку стихов «Вздохи северной страны» из последнего номера вашего журнала?

— Ух, ты!

— Что?

— Ничего, просто странный какой-то вопрос на ночь глядя.

— Нормальный вопрос.

— Нет, не читала. И что характерно — не хочу.

— Вот и не читайте, — попросил я.

— Вот и не буду, — задорно хохотнув, пообещала она. — А в чём, собственно…

Я её перебил:

— Вы такого Бабенко, Всеволода Бабенко, знаете?

— Шапочно.

— А как бы мне…

Теперь она меня перебила:

— К Холобыстину, Егор Тугарин. К Холобыстину.

Послала меня вот так вот сходу и тут же замолчала. Не бросила трубку, не отключилась, а просто замолчала. По сдавленным звукам и осторожным шорохам я понял, что её целуют. Или она кого-то целует.

Позавидовав удачливому незнакомцу, а возможно — богема как никак — и незнакомке, я сложил трубку. Похмыкал на все лады, покачал головой и, поскольку устами пьяной женщины, как это доподлинно известно трезвым мужчинам, глаголет истина, воспользовался советом: позвонил главному редактору «Сибирских зорь». Он не ответил. Тогда я набрал его домашний, но и тут меня ждала неудача. Решил перезвонить попозже. Но был крайне недоволен. Где это, скажите, видано, чтобы сено бегало за коровой.