Раймонд Фейст - Дочь Империи

Мара угадывала смятение своих слушателей. Взглянув на крестьян, чьи лица светились надеждой, а потом на самых скептических и суровых серых воинов, она решила воспользоваться уроками философии, полученными в храме Лашимы.

— Традиция нашей жизни подобна реке, которая берет начало в горах и течет всегда к морю. Никто из людей не в силах повернуть течение вспять, обратно в горы. Предпринимать такую попытку значило бы отвергать закон природы. Как и род Акома, многие из вас познали беду и злосчастье. Я — Акома, и я предлагаю вам объединиться, чтобы изменить ход традиции, в точности так, как ураганы иногда заставляют реку проложить себе новое русло.

Девушка замолчала и опустила глаза. Момент был решающим: если хоть один разбойник вздумает протестовать, она может утратить контроль над ними. Молчание казалось невыносимым. И тогда, ни слова не говоря, Папевайо спокойно снял свой шлем; теперь каждый мог увидеть у него на лбу черную повязку приговоренного.

У Люджана вырвался возглас изумления. Все были поражены: человек, осужденный на смерть, занимал почетный пост в свите знатной властительницы. Мара улыбнулась, гордая преданностью Папевайо и благодарная ему за столь красноречивый жест. Легко коснувшись плеча своего командира авангарда, она вновь обратилась к скопищу людей, живущих вне закона:

— Этот человек служит мне и гордится этим. Никто из вас не желает такой судьбы? — Крестьянину, лишившемуся крова по милости Минванаби, она сказала:

— Если властителю, который победил твоего хозяина, понадобится новый землепашец, пусть попробует прийти за тобой. — Кивком указав на Кейока и его отряд, она добавила:

— Чтобы забрать тебя, ему придется повоевать. А на земле Акомы ты будешь свободным человеком.

Крестьянин рванулся вперед с криком радости:

— Ты доверишь нам честь своего рода?

— Честь моего рода станет вашей честью, — ответила Мара, и Кейок поклонился, подтверждая тем самым свою готовность «повоевать».

Крестьянин рухнул на колени и протянул к Маре скрещенные в запястьях руки в древнем жесте присяги на верность.

— Госпожа, я твой слуга. Твоя честь — моя честь.

Этими словами он оповестил всех, что умрет, защищая Акому, с такой же готовностью, как любой из воинов Мары.

Мара церемонно кивнула, и Папевайо отошел от нее. Он проложил себе путь через толпу изгоев и приблизился к крестьянину. Согласно древнему ритуалу, он обернул ремешком запястья будущего жителя Акомы, а потом снял эти символические оковы, показывая тем самым, что человек, которого могли бы содержать как раба, объявляется свободным. Раздались возбужденные голоса; другие разбойники — числом около десятка — сгрудились вокруг. Они тоже опустились на колени, образовав кольцо вокруг Папевайо, ожидая своей очереди принять предложенную Марой честь и надежду на новую жизнь.

Кейок приказал одному из воинов собрать вместе работников, принесших клятву верности: гвардейцам Акомы надлежало отвести их в поместье, где Джайкен по своему усмотрению назначит их на домашние или полевые работы.

Оставшиеся бандиты с отчаянной надеждой наблюдали за происходящим, пока Мара не заговорила снова.

— Те, кто преступил закон… скажите, в чем состояли ваши прегрешения?

Щуплый, болезненно бледный оборванец хриплым голосом произнес:

— Я непочтительно отозвался о жреце, госпожа.

— Я утаил зерно от сборщика податей… для моих голодных детей, — покаялся другой.

Перечисление мелких провинностей продолжалось, пока Мара не признала, что Люджан ее не обманул: воров и убийц в этой шайке не жаловали. Всем приговоренным Мара сказала так:

— Вы можете и впредь жить так, как жили до сих пор, или поступайте ко мне на службу как свободные люди. Я, властительница Акомы, предлагаю вам прощение в границах моего поместья.

Хотя правом имперской амнистии не был наделен ни один властитель, Мара понимала, что никакой министр имперского правительства не станет утруждать себя вмешательством в судьбу ничтожного, почти безымянного полевого работника… особенно если он никогда и не слыхал о такой амнистии.

Широкими улыбками прощенные преступники воздали должное мудрости властительницы и поспешили к Папевайо, чтобы принести присягу. Они преклоняли колени с радостью. Могло, конечно, случиться так, что им — как и всем работникам Мары — будет грозить опасность со стороны ее врагов, но уж лучше подвергаться опасностям, состоя на службе в одном из знатнейших домов, чем влачить нынешнее убогое существование.

Приближался вечер. Взгляд Мары обежал сильно поредевшие ряды бандитов и наконец остановился на Люджане.

— Солдаты, оставшиеся без хозяев, слушайте внимательно!

Она помолчала, ожидая, пока затихнет вдали оживленный говор только что присягнувших работников, уходящих по дороге в Акому. Стараясь достучаться до сердец самых грубых и неотесанных бойцов Люджана, она продолжала:

— Я предлагаю вам такую возможность, о которой никогда не мог мечтать ни один воин за всю историю Империи: я предлагаю вам начать жизнь сначала. Кто из вас пожелает отправиться ко мне в поместье и снова приобщиться к честной жизни? Принявший такое решение преклонит колени у ворот священной рощи Акомы и принесет клятву верности перед натами нашего рода.

На площадку у родника упала тишина; казалось, никто даже вздохнуть не смеет. А потом воздух загудел от множества голосов. Кто-то выкрикивал вопросы; другие одергивали тех, кто мешал слышать ответы. Грязные руки мелькали в воздухе, и со звуками голосов смешивалось буханье ног, когда возбужденные вояки прыгали от восторга или пробивались поближе к фургону.

Папевайо прекратил галдеж, взмахнув обнаженным мечом, и Кейок, поспешно отойдя от фургона, выкрикнул команду.

Бандиты снова притихли; теперь они ждали, что скажет их вожак.

Не забывая о присутствии бдительного Папевайо, Люджан осторожно поклонился девушке, которая могла перевернуть всю его жизнь.

— Госпожа, твои слова… ошеломляют… твое великодушие… превосходит все мыслимые пределы. Но у нас нет хозяев и, стало быть, некому освободить нас от нашей прежней службы.

В его глазах мелькнуло что-то похожее на вызов. Мара заметила это и постаралась понять. Этот красивый — несмотря на грязь, покрывающую лицо, — и плутоватый разбойник держался как человек, которому что-то угрожает, и внезапно она догадалась, в чем тут дело. У этих людей просто не было никакой осмысленной цели; они жили сегодняшним днем, ни на что не надеясь. Если она сумеет заставить этих молодчиков вновь взять свою судьбу в собственные руки и принести клятву верности Акоме, ее войско получит неоценимое пополнение. Но для этого нужно добиться, чтобы они снова поверили в возможность достойной жизни.