Олаф Локнит - Волки Севера

Оказалось, зовет его тот самый рыжий стражник, что два дня назад собирал с них пошлину за въезд в Пайрогию.

— Привет, северянин! Не знаю, как тебя зовут, а вот меня — Гуннар. Говорят, ты уже успел тут натворить дел и перебить десяток-другой человек?

— Да, успел,— невозмутимо сказал варвар.— Только не десяток, а немного поменьше. Но у меня еще остался целый сегодняшний день, так что не все потеряно… Я Конан из Киммерии.

После рукопожатия Гуннар предложил:

— Слушай, пойдем куда-нибудь, выпьем за знакомство. Я, понимаешь, только с дежурства освободился, а выпить ну совершенно не с кем!

— Вообще-то мне к полудню надо быть в таверне «Сын гор»,— вспомнил Конан.— Меня там ждут… Если хочешь — пошли, там и выпьем.

— «Сын гор» так «Сын гор»,— беспечно сказал Гуннар.— Какая разница, где пиво пить?

— Никакой,— согласился Конан.— Ну, идем?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

в которой Конан громит таверну, а потом беседует с неожиданным другом

Опрятное здание украшала потемневшая от непогоды вывеска. На ней огромный, замотанный в козлиные шкуры, бородатый кезанкийский горец с довольным видом подносил ко рту пивную кружку невероятных размеров. Левее рисунка бритунийскими рунами было вырезано: «Сын гор».

Гуннар, шевеля губами и покачивая головой, по буквам прочитал название заведения и, обернувшись, сказал ухмыляющемуся Конану (который, по выражению Эртеля, был «шибко грамотный» и уже успел разобрать кривую надпись):

— Вот и пришли. Тебе сюда…

— Ты что, здесь никогда не был? — спросил Конан, открывая широкую скрипучую дверь.

— А что мне бывать-то здесь? — удивился Гуннар.— Я что, похож на горца?

Конан окинул критическим взглядом плотную фигуру нового знакомого:

— Скорее уж на нордхеймца.

— Так и есть,— расплылся в улыбке стражник.— Веришь или нет, но мой дед был ванахеймским ярлом!

— И однажды ему в добычу попалась твоя бабка,— проворчал Конан, заходя в трактир.— Что свело его раньше времени в могилу.

— Угадал,— подтвердил Гуннар и шагнул следом.— Только насчет бабки — это ты зря…

Внутри трактир мало чем отличался от себе подобных заведений, разбросанных по всему Закатному Материку. Слева от входа – деревянная стойка с водруженной на нее огромным бочонком пива. У дальней стены сложенный из дикого камня и почерневший от старости очаг, в котором весело плясало пламя, жадно облизывая баранью тушку. Остальное пространство, как и положено, занимали тяжелые массивные столы, изрядно подпорченные временем, оружием буйных посетителей и пролитым пивом. К столам были придвинуты трехногие табуреты.

Было еще слишком рано для появления завсегдатаев. Трактир был почти пуст, только за угловым столом, как раз возле очага, сидели пятеро угрюмых кезанкийцев. Все, как один, в куртках мехом наружу и потертых кожаных штанах. У каждого на боку тяжелая кривая сабля, заточенная с обеих сторон. Люди, не знакомые с этой традицией Кезанкии, рисковали заплатить за свое невнимание жизнью. Конан и сам давным-давно чуть не лишился руки. Спасла его только небрежность горца, плохо ухаживавшего за своим клинком и забывшего вовремя поправить заточку. Тупое и иззубренное лезвие лишь разорвало варвару кожу, но не справилось с костью. Незадачливый вояка тут же отправился к предкам. Однако, полученный урок (рана окончательно зажила только через полтора месяца), не прошел даром, и киммериец с уважением относился к кезакийским саблям.

Горцы медленно тянули пиво и переговаривались на своем языке. Кейлаша среди них не было.

Конан решил немного скрасить ожидание с помощью кружки пива и куска баранины, благо туша в очаге уже почти дожарилась, приобретя коричневую корочку и изумительный запах. Гуннар тоже был не против слегка закусить.

Они сели у стены, поближе к камину, откуда было удобно наблюдать на залом и входной дверью. Несмотря на плотно прилегающую створку, внутри было немногим теплее, чем снаружи, на улице. Очаг не мог согреть весь просторный зал.

Едва новые посетители опустились на табуреты, как к ним не спеша направился сам хозяин трактира, до того меланхолично потягивавший пиво за стойкой. Хозяин, к удивлению Конана, не имел ничего общего с кезанкийскими горцами. Он был чистокровным бритунийцем: коротко обрезанные светлые волосы, ухоженная бородка (опять же светлая), прямой нос, тонкие губы и зеленые глаза, смотревшие проницательно и с долей хитрости. Конан еще раз удивился отсутствию внушительного брюха, отличавшего большинство содержателей трактиров. Здешний хозяин выглядел стройным и подтянутым. Несмотря на холод, он носил кожаную безрукавку, и мышцы на обнаженных руках выглядели крепкими и сильными. Дополнял костюм неизменный белый передник, хоть и заляпанный пивом и жиром, но достаточно чистый. «По крайней мере, его недавно стирали»,— отметил Конан. Он знавал некоторых трактирщиков, которые меняли передник только тогда, когда он просто сгнивал.

— Что угодно? — с холодной учтивостью спросил хозяин.

— Пару кружек пива и жаркое,— сказал Конан, кидая на стол завалявшуюся в кошеле золотую монету Пограничного королевства.

Трактирщик недовольно скривился, взял монету, осмотрел ее, придирчиво вертя в руках, и даже попробовал на зуб.

— Тут золота не больше, чем здесь,— наконец вынес он решение и для наглядности постучал по деревянной столешнице.— У вас, случаем, нет бритунийских денег? Пиво стоит стер за кружку, мясо — два стера. Итого четыре.

Конан недобрым словом помянул Пограничное королевство и Эрхарда в придачу.

— Слушай, хозяин, а четыре монеты Пограничья тебя не устроят?

— И что я потом буду с ними делать? — едко поинтересовался трактирщик.— Оставлю на память? Они не имеют никакой цены. Уж не знаю, бедные там все в Пограничье или скупые, но золота в их деньгах не больше двух частей, остальное медь…

Гуннар порылся в кошельке и швырнул на стол бритунийскую монету в пять стеров с изображением герба страны — скачущей лошади.

— Держи.

— Совсем другой разговор,— желтый кругляшок исчез в кармане фартука, а к Гуннару покатился стер сдачи. Трактирщик отправился на кухню за заказом, но, уходя, бросил Конану:

— Послушай доброго совета: если у тебя только такое золото, поменяй его. Много, конечно, не выручишь, зато избавишь себя от постоянных неприятностей.

Киммериец выслушал его с кислой миной. Он уже прикинул, в какие убытки вогнали его Эрхард и старейшины Брийта. Позже ему предстояло не раз вспомнить щедрость своего приятеля, когда ростовщик вручил ему за двадцать пять тысяч Пограничного королевства всего пятьсот золотых шеллинов Бритунии.