Маргит Сандему - Дом в Эльдафьорде

Сольвейг хотела было возразить, но реакция Хейке заставила всех замолчать. Он резко повернулся к Терье, и если бы Винга не взяла его за руку, он наверняка бы убил его. Ни Винга, ни Эскиль никогда не видели такого устрашающего выражения на его лице. Обнаженная, ничем не прикрытая ненависть! Но почему? Конечно, слова Терье были непростительны, но ведь он же был человеком недалеким! Ему было невдомек, как он ранил своими словами Сольвейг.

Прошло некоторое время, прежде чем Хейке успокоился. А Терье тем временем торопливо вышел во двор, чтобы заняться своими делами по хозяйству.

В кухне стало тихо.

— Хейке, — сказала Винга тихо. — Я хочу знать, что с тобой? Глотнув слюну, он повернулся к Сольвейг.

— Простите, что я так веду себя, — сказал он, стараясь держать себя в руках.

— Не надо передо мной извиняться, — ответила Сольвейг. — Я и сама так часто злюсь на него, что в отчаянии набрасываюсь на него с кулаками. Но за это мне тоже достается.

Хейке кивнул. Закрыв глаза, он произнес:

— Когда я… впервые увидел его… я подумал, что это Сёльве.

— О, господи, — прошептала Винга.

Сёльве! Отец Хейке. Дед Эскиля, которого он никогда не видел, но о котором все говорили шепотом. Чудовище, несколько лет державшее в клетке своего маленького сына Хейке и коловшее его иголками, чтобы тот плакал!

«Да, — подумал Эскиль. — Все сходится. Все жители в деревне, и особенно Терье, похожи на тетушку Ингелу. А Сёльве был братом Ингелы!»

— И это так несправедливо по отношению к Терье, — сказал Хейке.

— Нет, — запротестовал Эскиль. — Это справедливо. Сёльве был чудовищем по отношению к тебе, отец, и мы можем понять твои чувства. Но Терье ведет себе не лучше по отношению к маленькому Йолину.

— Он ведет себя как настоящий скот, — прошептала Сольвейг.

— Он гадко ведет себя по отношению к больному ребенку? — хрипло спросил Хейке. — Так, как сегодня?

— Еще хуже, — сказала Сольвейг. — Ему кажется, что маленький Йолин стоит у него поперек дороги, является для него обузой, нарушает картину его прекрасного дома. Йолинсоны часто бывали такими. Бессердечными, лишенными всякой отзывчивости. И я, и Йолин боимся, что когда-нибудь он убьет мальчика. Он все время говорит, что не хочет продолжения страданий Йолина, но при этом он печется только о своей выгоде.

— Вот свинья, — сквозь зубы проговорил Хейке. — Но почему же вы не уезжаете от него?

— Куда? Никто в деревне не хочет и не осмеливается защитить «помешанного» мальчика от такого грубияна, как Терье, а я не могу одна переправить Йолина на берег и сесть в лодку. К тому же у нас нет денег, Терье держит их под замком в Йолинсборге. Внимательно посмотрев на нее, Хейке сказал:

— Мы внесем во все это изменения. А теперь я пойду к мальчику.

— Прекрасно, — сказала Винга, положив свою маленькую ладонь ему на грудь. — А мы тем временем сходим к этому крестьянину и посмотрим записи. И… веди себя спокойно, Хейке, если он снова придет сюда.

— Я постараюсь сделать так, чтобы он не вошел в эту комнату, — пообещала Сольвейг.

Когда все ушли, она осталась на кухне. Она неотрывно смотрела на закрытую дверь комнаты мальчика, где был теперь Хейке. «Не бойся, Йолин, — взволнованно думала она. — Он — единственная наша надежда. Внешность у него жуткая, но это не значит, что сам он плохой. Например, Терье, красивый, как день, но злобный и коварный, ослепляет людей своей внешностью, и это делает его вдвое опаснее. Отец же Эскиля… настоящий тролль! Но голос его мягче летнего ветерка, а в глазах светится вся любовь и все понимание мира.

Должно быть, он нечеловечески страдал от своего отца, если такой гнев может загореться в такой доброй душе!

Бедняга Терье, ему не следует дразнить этого человека!

Но, Господи… Дай ему силы помочь Йолину!

Этот человек, которому нет места на твоем небе, который выглядит как отверженный, может помочь моему любимому сыну — лишь бы ты снизошел к нему в своей милости! Я знаю, что сама просила тебя взять к себе моего сына, если будет на то твоя воля, но дай нам последний срок! Может быть, может быть…»

В глубине души Сольвейг не смела на это надеяться.

Терье стоял в хлеву с деревянными вилами в руках, не зная, за что взяться. На лице его было выражение гнева и бессилия.

«Что делают эти люди в моем доме? Что за тон они себе здесь позволяют? Я вышвырну их вон, я измолочу их собственными руками, этого нахального щенка и его демона-отца! Я человек богобоязненный и не потерплю в своем доме сатанинского отродья! Я так и скажу им! Я так и сделаю! Он думает, что раз он такой огромный и сильный, он может помыкать мной, как хочет? Но тогда он не знает Терье Йолинсона! У меня есть средства, чтобы…

Не надо было мне пускать в дом эту сатанинскую бабу с ее ублюдком-сыном! Разве не мог я справиться один? Или взять в дом другую женщину, которая вела бы хозяйство? Ведь все девушки без ума от меня! И зачем только она понадобилась мне со своим гнусным отродьем?»

Но в этом Терье обманывал себя. Он прекрасно знал, что в его дом пошла бы не всякая женщина. Йолинсоны снискали себе дурную славу своим нравом и своей бессердечностью. К тому же детей от него не могло быть. Да и Йолинсборг казался всем страшным местом. И последнее, но не менее важное: в этой религиозной деревушке считалось позором для женщины жить у одинокого мужчины, не будучи за ним замужем. А кто захочет выйти замуж за Терье Йолинсона?

Очнувшись от своих мыслей, Терье поднял вилы и с силой воткнул их в перегородку между двумя закутками, так что весь хлев задрожал.

А тем временем Хейке говорил больному своим мягким голосом:

— Да, ты видишь теперь, что у меня лицо страшное, а сам я безобидный. Так что тебе не следует бояться меня, я не сделаю тебе ничего плохого.

Бледное, почти прозрачное лицо Йолина напряглось, он с трудом произнес:

— Ты… не страшный… ты… добрый.

— Это верно, — растроганно улыбнулся Хейке. — Давай посмотрим, сможешь ли ты сидеть, так мне будет легче помочь тебе. Вот так, я приподниму тебя… А теперь подложим под спину подушки. Вот так. Тебе удобно сидеть?

Голова мальчика бессильно склонилась на подушку.

— Да, — произнес он.

Хейке видел, что это не так. Он знал, что мальчику должно быть ужасно больно, однако он с улыбкой кивнул и положил свои ладони ему на голову. Положил не в буквальном смысле, а только едва коснулся ими его волос.

— Тепло… — настороженно произнес Йолин.

— Это хорошо, так и должно быть.

Хейке пытался сконцентрировать все свои мысли, это было очень важно. Но на этот раз ему было трудно это делать. Он по-прежнему ощущал в себе страшный гнев, и это плохо отражалось на результате.