Сергей Коржик - Порубежье

— Вот смотри, это долото, им можно сделать узкую канавку, паз, это стамеска, ей можно сделать то же самое, только канавки пошире, можно ещё ей строгать вот так. Инструмент ясно дело не был наточен, но показывал я приёмы работ понятно, Любослав кивал головой, со всем соглашаясь. Это царапка, ей чертят по бревну паз. Вот эти лезвия, для одного очень хитрого инструмента, когда Еремей сделает его, то увидишь.

— Мы боярич, Воеводины люди. А гусляр пришлый, он как перекати поле, сёдни здесь, а завтра у чёрта на куличках. Нет у него ни дома, ни хозяина.

— Спасибо, что предупредили. Думать буду, да где мне здесь среди лесу своего плотника найти, разве что ученик от Ерофея какой останется.

— Так ты боярич упроси воеводу, он тебе моего сына отдаст, а Вышата мой, не намного Еремея хуже то будет.

— Добро коли так, подумаю, поговорю. Да сын твой согласен ли будет?

— Да за такой струмент, боярич, я бы сам к тебе пошёл в холопы, да воевода не отпустит.

Ну что, горн еще горит, план на сегодня я вроде бы выполнил, пару тройку ножичков сковать что ли. Обещал ведь приз. Потратил ещё около часа времени и сковал задуманное. Три лезвия разных размеров обычных «финок». Первое второе и третье место. Всё на сегодня. Устал, а ведь у меня рандеву с ещё одной сестрицей.

— Железо варяжское спрячь, кувшин мне не забудь и к отцу сплавай, напомнил я задание кузнецу.

Сел на коня и поехал не спеша домой. Мальчишки брели за мной. А я, откинувшись в седле, затянул песню, немного переиначив текст, а то некоторые бы его неправильно поняли.

Шел отряд по берегу, шел издалека,Шел под красным стягом князь наш батюшка.Голова обвязана, кровь на рукаве,След кровавый стелется по сырой траве.Эй эеей, по сырой траве!«Чьи вы детки будете, кто вас в бой ведет?Кто под красным стягом раненый идет?»«Мы сыны боярские, мы, за князем в бой,Князь идет под знаменем, ведёт нас за собой.Эй эеей ведёт нас за собой!В битвах и походах жизнь его прошла,Но недаром пролита кровь его была.За кордон отбросили лютого врага,Закалились смолоду, честь нам дорога.Эй эеей, честь нам дорога!»Тишина у берега, смолкли голоса,Солнце книзу клонится, падает роса.Лихо мчится конница, слышен стук копыт.Знамя княжье красное на ветру шумит.Эй эеей, на ветру шумит!

Чегой-то день сегодня длинный, вон, сколько делов переделал, а сколько ещё осталось? Планёрка ужин, сестричка.

Сегодня чаепитие прошло довольно бурно. На мой вопрос:

— Сколько семей собираются заняться огородами и полями, зам по тылу замялся и ответил, не в обычаях де у них ковыряться в земле, мол, все они вольные дети лесов. Лес кормил их до сих пор прокормит и далее. А вот это засада. Тогда я напрямую его спросил:

— Род отказывается выполнять мой приказ? Кто именно отказывается? Завтра с утра, построить на берегу всех кто отказался. Там стоят несколько плотов пусть грузятся и уплывают на другой берег. Мне дармоеды не нужны. Вы видите, я ваш Вождь, беру в руки молот и работаю в кузне. Изготавливаю инструменты, которыми строят ваши дома. Вам нравятся ваши новые дома?

Те, кто уже «въехал» в новый дом наперебой загалдели, одобряя и сам дом и строителей и самого вождя который измыслил такой чудесный дом.

— Мои три семьи крестьян не накормят такую ораву людей. Кушать одно мясо и рыбу нельзя, поэтому вы болеете, у вас выпадают зубы, и вы долго не живёте. Поэтому все кто хочет жить по старине, переправляются на другой берег, роют там себе землянки и живут там, как хотят. Остальные, кто хочет жить по–новому в новых домах, иметь новые железные топоры, ножи, иметь каждый день пищу, и забыть что такое холод и голод, должны делать то, что я приказал. Это первое.

Второе.

— Как так получилось Ерофей, что при указанной мною десятине со всего добытого, не вижу у себя на подворье ни одного ошкуренного и сохнущего дерева для постройки моего терема? Да я сказал, сначала устроить дома крестьянам, вырубать лес под поля. Но десятину никто не отменял! Как получилось, что Вождь, работающий как вол от зари и до заката, живёт в избушке, а старейшина, который не может убедить даже свой род, в тереме?

— Надежда! Я обратился к колдунье, — Стоит ли твоё слово чего то? Являешься ли ты моим сторонником или мне выгнать вас всех, и дождаться людей моего народа, которые приедут осенью. С вами или без вас, я построю Алёшино. Все свободны! Идите, завтра я хочу видеть десять семей либо на берегу, либо на полях! Ерофей останься!

— Ерофей, смотри, я принёс новый инструмент. Вот тесло, им рубят канавки–пазы в брёвнах, вот царапка, ею царапают черту канавки, вот долото, им делают канавки помельче, вот стамеска, тоже долото, но пошире. Вот свёрла, сверлить брёвна и сажать их на нагели, вот эти пластины ножи для струганков. Это те бруски, что я тебе заказал. С ними ещё надо будет поработать, и мы получим инструмент, которым легко получить гладкую поверхность доски. Есть ещё один вопрос Ерофей. За то, что ты мне сделал гусли, я заплатил тебе новыми песнями, мы так с тобой уговорились, так ли это?

— То так боярич, согласился со мной старый гусляр.

— За то, что ты мне построишь Алёшино, я рассчитаюсь с тобой инструментом, согласен ли?

— Боярич, я уже стар, бродить по Руси и забавлять молодёжь былинами. Хочу остаться в Алёшино, но холопиться не стану.

— Да бог с тобой, Ерофей, холоп гусляр — да где такое видано. Оставайся, строй себе дом, бери себе в жены бабу и живи себе, сколь хочешь. Забирай инструмент и с богом.

Ушёл Ерофей, мне принесли молоко и хлеб. Не торопясь съел, вкусно всё–таки крестьянское молоко. Осталось самое сладкое, Ну так не будем оттягивать конец там, где нас девушка ждет c раком.

— Баня, двери, огонёк, девка, лавка, слёз поток, приголубил, отошла, поцелуи, и ушла.

Имя дал я ей Алёна, пусть не смотрит удивлённо. Ей впервые всё было, слышно было только «О!» да «О!». Искупался, смыл весь пот, и к Любаве, словно кот.

Наконец то дома. Кровать, Любава сопит, подполз аки змей под горячий бочок, глаза закрылись. Дисконектед.

Бууум! — Блядь уже утро? Я фигею с этих русских ночей. День тянется как резиновый, успеваешь три раза устать, ночь блин, глаза закрыл — открыл. Что у меня по плану? Школа! разобраться с народом. Вот тут слабину давать нельзя. Крестьянин кормит всех! Всех, кто не согласен убедить! Вплоть до летательного исхода, в смысле пинок в зад и пусть летит в свой дремучий лес!

Молчан ! Жихан! Ко мне! За мной, шагом марш. Вышли на двор.

— Смотрите на меня, и делайте тоже самое. И раз, и два, и раз и два, отжимайтесь, и раз, и два. Я сделал свою сотню отжиманий, перешёл на приседания, и раз и два и раз и два. Потом на махи руками, и раз и два и раз и два, мальчишки честно старались сделать хоть что-то.