Надежда Кузьмина - Магиня для эмиссара

— Нет. Мы вместе подумаем, как сделать, чтобы сон не сбылся, — я запнулась, пытаясь сообразить, как мне к нему обращаться. Ох, только что, пересказывая увиденное, я тоже называла его на «ты». Надеюсь, он не заметил. Решив впредь обходить скользкий вопрос обращения, насколько удастся, сформулировала: — Я могу изготовить магический компас. Он маленький, его можно носить вместо брелока. И нужно раздобыть карту этих катакомб. У них есть карта?

— Частично, — фыркнул Холт над моим ухом. — Туда раньше водили приезжих на экскурсии. Изредка случалось, что кто-то отбивался от группы и пропадал. Но лет пять назад, как говорили, исчезло целых восемь человек. Их искала местная гвардия, полицейские — но так и не нашли никаких следов. Мало того, во время поисков сгинуло ещё трое. После этого катакомбы закрыли для осмотра.

Я поёжилась. Жуть какая-то. Возможно, прямо под этим домом, под нашей кроватью, проходит один из тёмных туннелей, где таится смерть…

— А кто их построил?

— Кто бы знал. Если ты читала про Паэнью, то в курсе, что город на этом месте возникал по меньшей мере трижды. А с туннелями вообще непонятно. Там нет света, но не темно. Маги пытались разобраться, как это сделано, — не смогли.

— Расскажи ещё, что знаешь о лабиринте.

— О нём никто толком ничего не знает. Катакомбы лежат глубоко — глубже сети городской канализации. Известных входов всего два. Тот, который ты видела, и ещё у моря. Были попытки использовать куски туннелей, как склады. Но они провалились — грузчики наотрез отказались туда спускаться. Насколько я знаю, эти подземелья не используют даже контрабандисты. Наконец, как я уже говорил, их пытались исследовать маги. Походили-походили, ничего судьбоносного не обнаружили, махнули рукой. И был ещё непонятный момент: те, кто обследовал туннели, пробовали нумеровать перекрёстки — казалось, что так можно будет легче ориентироваться. Рисовали цифры на стенах или на полу. Так вот: стоило отойти за угол — и надпись бесследно пропадала.

М-да. Явно дело не чисто, не хотела бы я там оказаться. Поёжилась…

Прядь его волос коснулась моего носа. Я чихнула. И поняла, что мне приятна его близость. Не в смысле женщина плюс мужчина, а то, как мы сейчас разговариваем. По-дружески, как равные. Советуемся, обсуждаем, делимся мыслями. С Андреасом так не получалось никогда. У бывшего существовало два режима общения: либо он отдавал распоряжения, либо вещал. То есть приходил туда, где я чем-то занималась — чистила картошку или перестилала белье, — и начинал, бурно жестикулируя, излагать свои планы. То, что он мешает или отвлекает, — его не смущало. И моя точка зрения тоже не интересовала совершенно — мне полагалось затаив дыхание внимать, согласно кивать и восторженно поддакивать. Несколько раз вначале я пыталась вставить слово… и немедленно слышала в ответ: «Глупышка! Я обо всём уже подумал. Я же мужчина и лучше знаю, что делать. А сейчас иди ко мне…» Поцелуй — безотказный способ заткнуть рот новобрачной дурочке.

А сейчас со мной говорили. На равных. И одно это стоило для меня дорогого.

— Насколько в курсе наших дел ньер Ленарт? — повернула я к Холту лицо. — И не подвергаем ли мы опасности этот дом? И ещё: как я должна держать себя днём? Я думала, мы будем работать так же, как в Салерано, вдвоём… но здесь столько народу…

— Ты сможешь звать меня Рейном, как раньше?

Для маскировки нужно. Но…

— Если вы ответите на один вопрос.

— Какой?

— Объясните, почему вы не хотите разводиться. Если ещё не передумали, конечно.

— Не передумал, — фыркнул он в темноте. — Но объяснять резоны не стану.

Я попыталась отодвинуться, он удержал.

— Сита, не обижайся. Просто поверь, что сейчас не лучшее время для этого разговора.

— Нет, — произнесла я твердо. Я была уверена в своём отказе. — Так Андреас постоянно говорил: поверь, не время, слушайся, делай, как я сказал, я знаю лучше, обсудим потом. Отсрочка — самая неприятная форма отказа. С меня хватит, ньер Холт.

— Ладно. Тогда суди сама. Ты сейчас выбита из колеи, находишься в неустойчивом эмоциональном состоянии. Ты недавно рассталась с мужем, и разрыв причинил боль, ведь так? И всего две недели назад стала матерью, причём при весьма нестандартных обстоятельствах. Я не считаю возможным, пока ты не пришла в себя, выбивать тебя из равновесия ещё сильнее. Пусть пройдёт время, твое сердце успокоится, а разум прояснится. Чтобы ты не шарахалась из стороны в сторону, как испуганный заяц-погорелец по лесу, а ясно понимала, что тебе нужно для счастья. Вот тогда, если ты спросишь, — я отвечу. А сейчас просто знай, что я не хочу, чтобы ты исчезла из моей жизни. И что мне нужна твоя помощь. Так достаточно честно?

Задумалась.

— Хорошо, Рейн. Но если тебе ещё раз в голову придёт меня внезапно оттолкнуть, начав называть ньерой Ориенси, знай, что этот раз будет последним.

— Спасибо за предупреждение. Так слушай про Лена. Сам он абсолютно надёжен и будет держать язык за зубами, но за его домочадцев не поручусь. А ещё Лен сейчас работает именно там, где нам нужно, — возглавляет местную инспекцию, курирующую сбор налогов с транзитных товаров. Да, он взялся незаметно доставить в кабинет ящики с изъятыми документами. И обещал позаботиться, чтобы никто к нам не лез.

Что касается нас самих, тут так. Образ жизни постараемся вести обычный для приезжих — осматриваем город, будем каждый день гулять. Я стану уходить по делам — негоциант обязан интересоваться торговлей и следить за ценами на рынке. Попытаюсь узнать как можно больше до того, как слух о расследовании просочится наружу. По статусу мне бы стоило явиться прямо к мэру, но, думаю, с торжественным приёмом можно повременить. Вроде всё. Если есть вопросы — задавай. И скажи, что за компас? Я о таком не слышал.

— Проще показать. Как можно быстрее — лучше прямо завтра — купи пару медальонов вроде тех, в каких рисуют портреты родных и хранят их локоны. Корпус должен быть из золота. Или — совсем хорошо — из платины. Да, как считаешь, мне говорить, что я — магиня?

— Придержи пока. А я завтра спрошу Лена, где можно найти хорошего ювелира. Кстати, если я куплю и попрошу тебя носить кольцо — что ты скажешь?

— Что не стоит тратить на меня деньги, — повела плечами я.

Он на секунду напрягся.

— Спи.

Его рука так и осталась под моей головой.

Не понимаю.

Глава 2

Очень грустно бывает оглядываться на искушения, которым вовремя не поддался.

Утром я проснулась раньше Рейна. И сейчас, сидя на краю кровати с малышкой на руках, рассматривала лицо названного мужа. Днём-то так не попялишься… неудобно. И ещё этот слишком острый взгляд серых глаз — брр! Словно видит насквозь. А когда спит — очень даже ничего. Почти симпатичный — высокий лоб, густые брови с изломом, прямой нос с чуть хищным вырезом ноздрей, решительный подбородок. С характером, так сказать. Во сне лицо кажется мягче, моложе, чем днём. Вон, вертикальная морщинка между бровями разгладилась — сейчас можно поверить, что мы с Холтом почти ровесники. Только кожа бледная, как всегда. Будто лето не в родной Таристе провёл, а мёрз во льдах Фризландии. Как снег. Лишь на подбородке тень щетины.