Джордж Мартин - Буря мечей

— А если я сочту, что ты годишься только в шуты? — бросила Дени. — Или в повара?

— Буду польщен, ваше величество, — со спокойным достоинством ответил Селми. — Я умею варить говядину и печь яблоки не хуже кого другого, и мне довелось зажарить немало уток над лагерными кострами. Надеюсь, вы любите их подгоревшими снаружи и сыроватыми внутри.

Дени не сдержала улыбки.

— Только безумцы могут любить такое блюдо. Бен Пламм, дай сиру Барристану свой меч.

Но Селми не захотел его взять.

— Я бросил свой меч к ногам Джоффри и с тех пор не касался другого. Новый меч я приму только из рук моей королевы.

— Как скажешь. — Дени взяла меч у Бурого Бена и подала рыцарю рукоятью вперед. Тот почтительно принял его. — Теперь преклони колени и клянись верно служить мне.

Он опустился на одно колено и стал присягать, но Дени почти не слушала его. С ним все прошло легко, а вот с другим будет потруднее. Когда сир Барристан договорил, она обратилась к Джораху Мормонту.

— Твой черед, сир. Помни: ты должен говорить только правду.

Шея Мормонта побагровела — то ли от гнева, то ли от стыда.

— Я пытался сказать вам правду с полсотни раз. Я говорил, что Арстан не тот, кем хочет казаться. Говорил, что Ксаро и Пиату Прею доверять нельзя. Говорил…

— Ты предостерегал меня против всех, кроме себя самого. — Его дерзость разгневала Дени. Ему следует быть гораздо смиреннее, следует молить ее о прощении. — Не верьте никому, кроме Джораха Мормонта, говорил ты… и все это время состоял на службе у Паука!

— Я ни у кого не состоял на службе. Я брал у евнуха золото и порой писал ему письма, только и всего.

— Только и всего?! Ты шпионил за мной и продавал меня моим врагам!

— Одно время, — неохотно признал Мормонт. — Потом я перестал.

— И когда же это случилось?

— Я послал одно донесение из Кварта, но…

— Из Кварта!! — Дени надеялась, что это кончилось намного раньше, — что же ты написал из Кварта? Что ты теперь мой человек и не желаешь больше им способствовать? — Сир Джорах стоял, не глядя ей в глаза. — Когда кхал Дрого умер, ты просил меня отправиться с тобой в Йи Ти, на Яшмовое море. Чье это было желание — твое или Роберта?

— Я предложил это ради вашего блага. Чтобы увезти вас подальше от них. От этого гнезда ядовитых гадов.

— Ты называешь их гадами? Кто же тогда ты, сир? — Страшная мысль внезапно пришла ей в голову. — Ты донес им, что я жду ребенка от Дрого.

— Кхалиси…

— Не вздумайте отрицать это, сир, — резко вмешался сир Барристан. — Я присутствовал при том, как евнух сообщил об этом совету, а Роберт решил, что королева и ее дитя должны умереть. Эта весть исходила от вас, сир. Говорили даже, что вы сами могли бы совершить требуемое в обмен на помилование.

— Ложь, — потемнел сир Джорах. — Я никогда бы… Вспомните, Дейенерис: ведь это я помешал вам выпить отравленное вино.

— Верно. Но откуда ты знал, что оно отравлено?

— Я… только подозревал. С тем же караваном я получил письмо от Вариса, в котором он предупреждал меня о будущих покушениях. Он хотел, чтобы за вами следили, это так, но вреда вам не желал. — Сир Джорах опустился на колени. — Если бы я не доносил им, это делал бы кто-нибудь другой. Вы сами знаете.

— Я знаю одно: ты меня предал. — Дени приложила руки к животу, где погиб ее сын Рейего. — И знаю, что отравитель хотел убить моего сына, о котором донес ты.

— Нет… нет. Я не хотел… простите меня. Вы должны меня простить.

— Должна? — Слишком поздно. Ему надо было с этого начать. Она не может простить его, как намеревалась. Отравителя она волочила за своей лошадью, пока от него ничего не осталось — разве человек, толкнувший его на злодейство, не заслуживает той же участи? Но ведь это Джорах, ее свирепый медведь, ее правая рука, никогда ее не подводившая. Без него она была бы уже мертва, и все же… — Не могу я тебя простить. Не могу.

— Старика вы простили…

— Он назвался чужим именем, и только. Ты продавал мои секреты людям, убившим моего отца и отнявшим трон у моего брата.

— Я защищал вас. Сражался за вас. Убивал ради вас.

«Целовал меня. Предавал меня».

— Я полез в клоаку, как крыса — все ради вас.

«Возможно, для тебя было бы милосерднее, если бы ты погиб там». Дени молчала — ей нечего было сказать.

— Дейенерис, я любил вас.

Вот оно. «Три измены должна ты испытать: одну из-за золота, одну из-за крови, одну из-за любви».

— Говорят, что боги ничего не делают просто так. Ты не погиб в бою — стало быть, ты им еще для чего-то нужен. Им, но не мне. Я не хочу, чтобы ты оставался подле меня. Я изгоняю тебя, сир. Отправляйся к своим хозяевам в Королевскую Гавань и получай свое помилование, если можешь. А нет, так поезжай в Астапор. Королю-мяснику, несомненно, понадобятся рыцари.

— Нет. — Он протянул к ней руки. — Дейенерис, прошу вас, выслушайте меня.

Она отвела его руки в сторону.

— Не смей больше прикасаться ко мне и произносить мое имя. До рассвета ты должен собрать свои пожитки и покинуть город. Если тебя застанут в Миэрине при свете дня, я велю Бельвасу оторвать тебе голову. Поверь, я так и сделаю. — Взметнув юбками, она повернулась к нему спиной, не в силах больше видеть его лица. — Уберите этого лжеца с моих глаз, — приказала она. Нет, плакать нельзя. Если она заплачет, то простит его. Бельвас схватил сира Джораха за руку и вытолкал вон. Дени оглянулась: рыцарь шел как пьяный, волоча ноги и спотыкаясь. Она отвела глаза, услышала, как открылась и снова закрылась дверь, и лишь тогда упала на свою скамью черного дерева. Вот он и ушел. Ушел, как ее родители, и ее братья, и сир Виллем Дарри, и Дрого, ее солнце и звезды, и его сын, умерший у нее во чреве.

— У королевы доброе сердце, — промурлыкал Даарио в свою пурпурную бороду, — но этот человек опаснее, чем все Ознаки и Меро вместе взятые. — Его сильные руки ласкали золотых прелестниц на рукоятках его парных клинков. — Вам не нужно ничего говорить, мое лучезарное светило. Кивните только, и ваш Даарио принесет вам эту безобразную голову.

— Оставь его. Чаши весов уравновесились. Пусть отправляется домой. — Дени представила, как Джорах едет мимо старых кривых дубов и высоких сосен, мимо цветущего терновника, и поросших мхом серых камней, и ледяных речек, бегущих с крутых холмов. Представила, как он входит в бревенчатый дом, где спят у огня собаки и в дымном воздухе висит густой запах мяса и меда. — Закончим на этом, — сказала она своим капитанам.

Поднимаясь к себе по широкой мраморной лестнице, она едва удерживалась, чтобы не пуститься бегом. Ирри помогла ей переодеться из придворного платья в просторные шерстяные шаровары, рубашку и расписную дотракийскую безрукавку.