Анатолий Герасименко - Тотем Человека

Вот поэтому-то она от тебя и хотела сбежать, лузер. Не из-за денег, конечно, ее бухгалтерской зарплаты хватало на двоих. Нет, деньги тут ни причем. И пьянка ни при чем, я думаю. Ну, поссорились, ну, помирились. Просто однажды пришел в ее дом красавец-котяра, игрок и романтик, и сказал: пойдем со мной, девчонка. Я покажу тебе небо в алмазах, мы с тобой сорвем большой куш, а потом убежим далеко-далеко. Все, что тебе нужно сделать — бросить своего лузера. Найдем твоему дару лучшее применение, чем накачивать охотника за потерянными кошельками. Пойдешь? И она пошла. Кто в этом виноват?

'Мы с тобой, Тимоха — ирландцы по духу'.

Да нет, старик. Если хинко не правы, и нас не ждет перерождение после смерти, то ты, может, теперь и в Ирландии. В своей, небесной Ирландии, где зеленые поля, и 'гиннесс', и виски за так, и веселые драки в пабах, и рыжие, бесстыжие девчонки… Ты теперь и вправду ирландей всех. А я — здесь. Рядом с женщиной, которую едва не потерял. А может, и потерял уже — кто знает.

Лузер.

Ведь полюбила меня эта девушка, полюбила так, как никто не любил, красавица, умница, неземное создание. Против воли родительской в чужой дом ушла. И что получила? Пьяницу-мужа, бездельника и лодыря, который даже университет не смог закончить. Получила нищую 'двушку', этому пьянице доставшуюся от мамы. Скучную работу нашла, чтобы кормить того самого пьяницу… Я сделал чудовищный глоток, поперхнулся коньячным огнем и долго кашлял вполголоса, чтобы не разбудить Дину. Лузер. Лузер. Тот, кто теряет. И потерял бы последнее, если б не было на свете друзей, которые тоже бед повидали со мной… Я снова приложился к бутылке.

За упокой, Черный.

И — Возвращения тебе. Вернись огромным котярой, цветом, как смоль, грозой всей округи, яростным и зеленоглазым. Вернись пантерой, легкой и сумрачной, владыкой ночных джунглей. Вернись тигром, тигром вернись, светло горящим, полосатым демоном, воплощением страха и величия. Вернись. Я знаю, мы встретимся. Как там говорится? Аб хинк, старик.

Мне будет тебя не хватать.

Оле-Лукойе, не торопясь, подошел сзади и врезал мне по голове мешком со снами.

И было утро, и был хаос, и боль.

Я долго мучался в полутьме. Зыбкие кошмары боролись с мигренью, воспаленный желудок обменивался сигналами с переполненным мочевым пузырем. Наконец, я решил, что надо достойно встретить похмелье, и встал. Дины рядом не было: жутковатый привет из прошлого. Я, однако, не позволил страху застать себя врасплох, потому что из кухни доносился приглушенно, но явственно, голос Дины. Она была не одна, с ней перекликался другой голос, который также принадлежал женщине. Очень знакомый голос, между прочим. Я кое-как задрапировался в халат и в таком виде отправился на кухню, сделав по дороге остановки в туалете и ванной.

На кухне была Саша. Они с Диной сидели за столом, пили кофе и о чем-то очень оживленно беседовали. Входя, я уловил обрывок Сашиной фразы: '…работа такая, ничего не поделаешь'.

— А вот и он, — сказала Дина при моем появлении. — Ну что, оставляю вас.

Она тяжело поднялась из-за стола и запрыгала к выходу.

— Давай помогу, — сказал я.

— Не надо, — сказала она. — Близко же.

Я повернулся к Саше.

— Привет, — сказала она, как всегда, очень ласково, и сложила из пальцев кошачью лапку.

— Ага, — сказал я. — Ты извини, мне надо…

— Давай-давай…

Таблетка не хотела разжевываться, крошки застревали под языком и больно царапались. Вода в чайнике была слишком горячей. Пришлось запить химическое месиво из-под крана. У воды был неописуемый вкус. Я сплюнул тягучей слюной, налил спитого чая и, усевшись напротив Саши, спросил:

— Ты по делу или так зашла?

Саша пригубила кофе.

— Вообще-то, по делу, — призналась она. — Но не уверена. Ты как вообще, братик?

— В норме, — соврал я.

Саша покивала.

— Ладно, — сказала она. — Как скажешь.

— Да-да, — сказал я. — Ну?

Саша замялась.

— Короче, — начала она, — есть некоторые факты, которые тебе стоит знать.

Вот с таких простых фраз и начинается конец света. Да, конечно, потом шестая часть вод обратится в кислоту, и взойдет звезда с оригинальным названием, и поедут четыре всадника — за ними не заржавеет. И падет Вавилон, великая шутница. Но начало будет именно таким. Обыденным и чуть официальным.

Черт.

— Так, — сказал я, стараясь выглядеть спокойно. Говорят, у меня это получается из рук вон плохо. — Ты давай, бросай свои психологические штучки. Говори прямо, понимаешь.

— Ну… — она поглядела в угол и вдруг стала очень серьезной. — Я вчера уже говорила, что занимаюсь хинко. Не простыми хинко, а сильными. Или необычными. Поэтому у меня есть, скажем так, привычка замечать странные вещи. Потому что странные вещи часто происходят рядом с хинко. Ну, короче, ты знаешь…

— Знаю, — сказал я. — Белый маг в восьмом поколении наведет удачу в делах. Хотя бы постарается.

Боль стукнула на прощание в темя и улетела. Потом, наверное, вспомнила что-то важное и вернулась.

— Да, да, — сказала Саша очень терпеливо. — Этих придурков я тоже иногда проверяю. Но речь не о них. К сожалению.

'О, блин', - сказал голос в голове.

— Ясно, — сказал я. — Кто-то завел дело на Черного, Дина по нему проходит соучастницей, и теперь ей надо отрабатывать. Так?

— Нет, не так, — сказала Саша еще терпеливей прежнего. — Дина знает, что мы ей всегда будем рады. Но насильно ее вербовать никто не будет. И дела, насколько мне известно, на нее не заводили.

— Здорово, — сказал я без энтузиазма. — А что тогда?

Саша отпила кофе, аккуратно отодвинула чашку и положила руки на стол, одну на другую, словно прилежная ученица. У меня промелькнуло в голове, что вот так она сидела на уроках в школе — некрасивая умная девочка, с которой все дружили, и которую никто не любил.

— Мы с Бобом кое-что вчера заметили, — сказала Саша. — Он при тебе ведь сказал, что Черному выходила полоса невезения?

— Ну, — сказал я.

— Как ты думаешь сам, отчего две кошки, постоянно друг друга подкачивая, то и дело вляпывались так, что…

— Я думаю, что Дина его не подкачивала, — сказал я резко. — Оттого все и провалилось.

Саша грустно покивала.

— Ты на меня не сердись, пожалуйста, — попросила она вдруг. — Мне очень не хотелось к тебе сегодня идти. Я ведь все понимаю.

— Забей, — сказал я. — Просто скажи, что хотела. Я тоже понимаю. Дело твое подневольное, наша служба и опасна, и трудна, и все такое.

— Дина его подкачивала, — сказала Саша. — Я с ней сегодня разговаривала. Она говорит, что качала в полную силу.

Я молчал. А что сказать-то?