Дэвид Эддингс - В поисках камня

— А у тети Пол есть своя башня?

— Нет. Девочкой она жила со мной, а после мы отсюда уехали. Мы так и не собрались выстроить ей отдельную башню.

Они ехали допоздна и остановились под могучим деревом, одиноко стоящим посреди широкого луга. Крона дерева отбрасывала тень площадью в несколько акров. Се'Недра спрыгнула с лошади и побежала к дереву. её медно-рыжие волосы развевались за спиной.

— Красивое какое! — воскликнула она, в священном восторге прикладывая ладони к грубой коре.

Господин Волк покачал головой.

— Дриады. Они шалеют при виде деревьев.

— Я его не узнаю, — сказал Дерник, слегка нахмурясь. — Это не дуб.

— Может быть, какая-нибудь южная разновидность, — сказал Бэйрек. — Я и сам такого никогда не видел.

— Оно очень старое, — сказала Се'Недра, нежно прижимаясь щекой к древесному стволу, — и говорит странно. Но я ему нравлюсь.

— Так что это за дерево? — спросил Дерник. Он все еще хмурился. В своей потребности все систематизировать и разложить по полочкам он явно не мог пройти мимо него спокойно.

— Оно одно такое в мире, — сказал ему господин Волк. — Не помню, чтобы мы как-нибудь специально именовали его. Для нас это всегда было просто дерево.

— Я не вижу под ним ни ягод, ни плодов, ни каких-либо семян, — заметил Дерник, разглядывая землю под раскидистыми ветвями.

— Они ему ни к чему, — отвечал Волк. — Я уже говорил — оно единственное в своем роде. Оно всегда было здесь — и всегда будет. Оно не испытывает потребности в воспроизводстве.

Дерника это обескуражило: он никогда прежде не слышал о дереве, которое бы не давало семян.

— Это весьма необычное дерево, Дерник, — сказала тетя Пол. — Оно дало росток в тот день, когда был сотворен мир, и, вероятно, будет стоять здесь, доколе мир существует. Назначение его — не в размножении.

— В чем же его назначение?

— Мы не знаем, — отвечал Волк. — Мы знаем только, что оно — древнейшее из живущего в мире. Быть может, его назначение — олицетворять длительность и неразрывность жизни.

Се'Недра скинула сандалии и взобралась на толстые ветви, лепеча от нежности и восторга.

— Нет ли, случаем, сведений о родстве дриад с белками? — осведомился Силк.

Господин Волк улыбнулся.

— Если вы можете обойтись без нас, мы с Гарионом съездили бы по делу.

Тетя Пол посмотрела на него вопросительно.

— Пришло время для небольшого наставления, Пол, — пояснил он.

— Мы обойдемся без вас, отец, — сказала она. — К ужину вернетесь?

— Постарайся, чтобы он не остыл. Едем, Гарион?

Дед и внук в молчании ехали по зеленым лугам. Залитая вечерним золотым светом Долина казалась особенно теплой и прекрасной. Гариона смущала внезапная перемена в настроении господина Волка. Всегда прежде старик действовал под влиянием момента, экспромтом. Частенько он принимал важнейшие решения на ходу, полагаясь на случай, на везение, на то, что сметка, а если потребуется, и чародейство помогут ему выкрутиться. Здесь, в Долине, он казался иным: безмятежным, недоступным для происходящего во внешнем мире мельтешения событий.

Милях в трех от дерева стояла башня. Она была приземистая, круглая, построенная из грубо отесанных камней. Сводчатые окна под самой крышей смотрели на четыре стороны света, но двери нигде не было видно.

— Ты сказал, что хотел бы побывать в моей башне, — сказал Волк, спешиваясь, — Это она.

— Она не разрушена, как другие.

— Я стараюсь её сохранять. Зайдем?

Гарион спрыгнул с лошади.

— А где дверь? — спросил он.

— Здесь. — Волк указал на большой камень в круглой стене.

Гарион посмотрел с сомнением. Господин Волк встал перед камнем.

— Это я, — сказал он. — Откройся.

Импульс, который Гарион почувствовал при этих словах, был какой то вполне обыденный, домашний, говоривший, что сопровождающееся им действие настолько вошло в привычку, что давно не удивляет. Камень послушно повернулся, за ним оказался узкий, неправильной формы дверной проем. Жестом показав Гариону идти следом, Волк протиснулся в дверь и оказался в темном помещении за ней.

Гарион пролез вслед за ним и увидел, что башня внутри вовсе не полая, как представлялось ему снаружи, а почти сплошная, только в середине находится винтовая лестница.

— Пошли, — сказал Волк, ступая по стертым каменным ступеням. — Осторожней здесь, — сказал он уже на полпути вверх, показывая на ступеньку. — Камень качается.

— Почему ты его не укрепил? — поинтересовался Гарион, переступая через ненадежную ступеньку.

— Никак руки не дойдут. Он уже давно качается. Я так привык, что всякий раз, оказываясь здесь, забываю его закрепить.

Комната наверху башни была круглая, и в ней царил страшный беспорядок. На всем лежал толстый слой пыли. В разных концах комнаты стояли несколько столов. На них вперемешку лежали свитки и листки пергамента, странного вида инструменты и модели, камни и куски стекла. Здесь оказалось даже два птичьих гнезда; на одном лежала палка, так хитро изогнутая и скрученная, что Гариону никак не удавалось проследить её изгибы. Он повертел её в руках, пытаясь разобраться.

— Что это, дедушка? — спросил он.

— Это игрушка Полгары, — рассеянно отвечал старик, оглядывая темную комнату.

— А для чего она?

— Чтобы Полгара не плакала. У этой штуковины всего один конец. Полгаре потребовалось пять лет, чтобы понять это.

Гарион с трудом оторвал глаза от привлекательной деревяшки.

— Какая жестокость по отношению к ребенку.

— А что мне оставалось делать? — отвечал Волк. — В младенчестве она кричала на редкость пронзительным голосом. Белдаран, та была очень тихой, всем довольной девочкой, а вот твоей тетке вечно что то не нравилось.

— Белдаран?

— Сестра-близнец твоей тетки. — Голос у старика сорвался, и он некоторое время печально смотрел в окно.

Наконец он вздохнул и обернулся. — Надо бы мне здесь немного прибраться, сказал он, глядя на пыль и беспорядок.

— Давай я помогу, — предложил Гарион.

— Только осторожней, не сломай ничего, — предупредил старик. — Некоторые из этих вещей я делал столетиями. — Он заходил по комнате, останавливаясь возле столов. Какие-то предметы он брал в руки и ставил обратно, иногда предварительно сдув с них пыль. Порядка от этого не прибавлялось.

Наконец он остановился перед большим, грубой работы креслом. Верх спинки был исцарапан так, словно за него часто хватались сильными когтями. Старик, опять вздохнул.

— Что случилось? — спросил Гарион.

— Это насест Полидры, — сказал Волк. — Моей жены. Она сидела здесь и наблюдала за мной — иногда годами, особенно под конец.