Виталий Каплан - Чужеземец

Оно сейчас полезнее.

И видать, что-то хорошее мне снилось, доброе. То ли как впервые мы с наставником Гирханом встретились, на Большой восточной дороге, в самое полуденное пекло. То ли уже позднее, когда стал он учить меня своей науке, «искусству жизни», как он это называл. По-меннарски — «аоро-гинзай». И постигла я тогда, что не всё для меня обрезано в жизни земной, не закрыты для меня двери в радость, и не исчезла с лица земли красота, которая сама и есть — счастье…

Да только вот пришлось проснуться. Шумная какая-то возня, суета в углу, писк яростный. Факел ещё светит, но уже больше чадит. Скоро совсем догорит, и будет здесь тьма, какая, по словам жрецов, до сотворения мира была.

Но пока что были крысы. Две здоровенные чёрные твари выясняли, кому достанутся объедки моей недавней трапезы. Схватились отчаянно. Шикнуть на них, прогнать? Да вот послушают ли? Это они здесь у себя дома, а я в гостях…

Неприятное соседство, что говорить. Крыса — зверь не то чтобы злобный, но вредный, а главное, умный. Или мне еду свою с ними делить придётся, или не спать. А то ещё без носа проснёшься или без ушей. Жалко, что я не ведьма.

Люди-то верят: истинная колдунья и крыс может вывести, и клопов, и жуков, что зерно портят. Слово, мол, знают заветное.

Мне до сих пор везло — не часто обращались ко мне с такими просьбами, а коли и обращались, гнала я их к Хигурри и Миахисе, двум моим неудачливым соперницам.

Мол, мелочами не занимаюсь, не отнимайте у тётушки драгоценного времени.

Их бы сейчас сюда, мастериц по живности…

А не потребовалось колдуний. Снова зашуршало что-то в крысиной дыре — и будто чёрная молния оттуда выметнулась. Гибкая молния, с острыми зубками. Раз-два — и обе крысы валяются задушенные, а ящерок мой Гхири головкой мне в ладонь тычется, ласки просит.

Откуда?! Ведь ему дома положено быть, в Огхойе! Это ж сколько бедной животинке бежать пришлось, если и конному тут более седмицы гнать…

А пальцы мои между тем нащупали у него на шее ленточку ткани, узелком завязанную. Сняла, ближе к догорающему факелу поднесла. И захолонуло сердце, перед глазами прозрачные червяки поплыли.

Навязаны были узелки на ленточке, знаю я такое письмо, с древних времён ещё пошло, да и посейчас иногда случается, когда простые люди, буквам не обученные, да и закона боящиеся, друг другу срочную весть передать хотят. Вот два простых узла и дальше — накрест завёрнутый. Значит это — большая беда. Потом промежуток — и подряд два обратных узла, что значит — «срочно возвращайся».

Что случилось дома?!

Обвалилась я к холодной стене, в голове точно молот кузнечный бухает, и кончики пальцев покалывает от нервной дрожи. Какая беда, с кем?

Тут и ведьмой быть не надо, чтобы догадаться — с Аланом что-то приключилось.

Письмо узловое, ясное дело, от Гармая — никому другому Гхири мой ни за что бы не дался, а мальчишку ещё с первого дня за своего признал. И узловой грамоте тот, понятно, ещё в стае Рыжего Волка обучился…

Но что там могло приключиться? Раны Алана воспалились? Так ведь удивительно резво на поправку шёл. Маги из «синей цепи» дом пожгли? Вполне возможно. Но я боялась худшего — вляпался Алан, не удержался. Вновь начал Бога своего проповедовать — и болтовня сия вышла ему боком.

Что ж я здесь-то дурью маюсь? Срочно домой! Коня получше угнать — и прямиком в Огхойю!

Но велела я себе сесть прямо и жар из ума выгнать. Не завершив тутошнего дела, всё одно домой не попасть.

— Ладно, — сказала я Гхири. — Раз уж ты всё равно здесь, то сам гляди, чтоб и под ногами не путался, и польза от тебя была.

Задвинула я в тень крысиные трупы, велела ящерку укрыться — и заколотила в дверь. И кулаками, и пяткой. Авось, услышит с той стороны охранник, если не спит, конечно.

Не спал. Раздалось вскоре лязганье засова, всхлипнула дверь, подалась внутрь — и возник на пороге человек не человек, а то ли гном из сказки, то ли чудище лесное. Тёмным волосом чуть что не по брови зарос, живот — цельный поросёнок туда поместится, а ростом пониже меня будет. Из одежды — мешок с дырками для головы и рук, но широким поясом перехвачен, а за поясом изогнутый нож длиною в локоть.

— Чё стучишь, поганка? Не будет тебе умываниев да благовониев. Старшой сказал, пущай понюхает, чем простая-то жизнь пахнет. Небось, разносолов захотелось, а? — чувствовалось, что поболтать его тянет. — Али ты крыс напугалась? А чё их бояться, дамочка? Крыски у нас мирные, не по делу не кусаются. Ты не спи, они к тебе и не полезут, им и жратвы твоей хватит. Ишь, вчистую всё подмели! — цокнул он, входя в погреб. — А ты не зевай, глядишь, и тебе чего достанется. Сейчас-то уж вечер, а с утречка принесут тебе покормиться…

— Гляди! — голосом «меч во льду» велела я и, мгновенно оказавшись возле него, поднесла к лицу открытую ладонь. — Ты ещё не видишь? Не видишь?! — прожурчала я ему в волосатое ухо. — Уж близок миг, уж разгорается огонь, уж трещины бегут по небу…

— Ты? Ты чего, а? — завертел он мохнатой башкой.

— Сядь! — я строго указала пальцем на солому, и он остолбенело опустился. Люблю я такую породу, легко с ними. До мозгов и глубже проникает в них слово.

— Ты видишь тьму, — заговорила я голосом «змея у ночного костра». — Ты видишь знойную, пылающую тьму, — провела я ладонью возле его глаз. — Во тьме той скрыт огонь, огонь неугасимый, который жжёт и мысли, и дела, который, чёрной молнии подобный, невидимо палит алчьбу и ложь. И вдаль идя по коридору, где за тобою вслед сомкнулись стены разом, где прошлое сливается с водою забвения, а будущее манит сиреневыми всполохами света, которые вмиг обернутся болью, ты понимаешь, в страхе понимаешь, как далеко остались лес да горы, как глубоко теперь ночное небо, и ты идёшь над звёздами, не видя перед собой ни солнца, ни луны, и ничего не ощущая кроме той огненной бушующей воронки, чьё жерло приближая с каждым шагом, ты продвигаешься судьбе навстречу…

Ну и какое ж тут колдовство? Заболтала я его просто, в сон погрузила. Особый сон, конечно. Наставник Гирхан такое «тонкой дрёмой» называл. Не все, конечно, такому подвластны, над иными сколько ни бейся, всё без толку. Сильная воля потому что. А уж этого… Такому что угодно сойдёт — хоть камушек на нитке покачай, хоть колыбельную спой, хоть вот этот «гимн междумирья» прочитай. У жрецов Господина Бурь подобного добра что грязи, и кое-что с голоса я переняла у наставника.

Теперь надо действовать быстро, недолог этот сон.

Я вынула у стражника из-за пояса кинжал — не то чтобы он мне был нужен, но странно гляделось бы иначе. Выскользнула в коридор, высвистела туда же Гхири, заложила снаружи дверь дубовым брусом.