Сергей Смирнов - Цареградский оборотень

раньше киммерийцев[61], которые ковали свои мечи только из золота, а крепкие щиты лепили из орлиного помета и закаливали потом в свете полной луны.

То был день и век иных времен.

В те далекие времена

у Солнца еще был брат, который вставал раньше, но никогда не поднимался    над землей,

две невидимых луны двигались навстречу друг другу

с двух сторон неба и, сливаясь, начинали освещать ночь, а ночь в ту пору еще можно было порвать так же легко, как и паутину,

звезды еще были с косточкой внутри,

само небо было таким нежным,

что перья птиц оставляли на нем царапины,

ветер всегда дул сразу с двух противоположных сторон,

облака еще не могли летать без крыльев,

огонь обжигал не сразу, а только с третьего счета,

вынутая из реки вода имела форму кувшина и, чтобы она не расплескалась,  нужно было облепить ее сырой глиной.

В те времена

хищный зверь мог съесть человека,

но душа съеденного человека могла проглотить самого зверя,

и потом долго ходить на его лапах, избегая дорог.

В те времена

людям не нужно было спать,

потому что сон начинался сразу за порогом дома, стоило сделать шаг наружу,

а все слова были живыми

и, говоря, приходилось у каждого слова быстро перекусывать пуповину.

В те времена только боги раз в году, по осени, ложились спать и всякий раз умирали, потому что начинали хвалиться друг перед другом силой своего сна.

И всякий раз, достаточно подождав зимой, пока боги выспятся в смерти своей, к ним посылали вестника на побудку, иначе уж никогда не наступить бы весне.

Отправлялись на небо только сильные воины. Стариков нельзя было отправлять, потому что за ними каждой зимой приезжали дровни без лошадей, и старики с веселым смехом уезжали на них в глубокие овраги, доверху заметенные снегом.

Тризну по вестникам полагалось справлять не позднее, чем за один день и одну ночь до их смерти на земле. Сам вестник пил, ел и смеялся вместе со всей своей родовой, вспоминая, каким он был славным охотником, землепашцем и воином.

Все следили, чтобы он случайно не отошел в сторону и не заснул.

В те времена вестника еще не обводили межой, а начинали водить вокруг него хоровод до тех пор, пока сам круг земли внутри хоровода не начинал вращаться вместе с посланцем в противоположную сторону. Тогда жрецу Сварога оставалось только улучить миг и ударить вестника сзади по темени священным камнем, упавшим с неба,-- ударить так, чтобы не пролить ни капли крови, ни капли силы, которой тому нужно немало для побудки богов.

Однажды, в тот год, когда жрец, выпив лишку поминального меда, первый раз промахнулся, в племени появился первый бродник  -- посланец к неизвестным богам неизвестно зачем. Это был первый человек, кто захотел уйти из дома туда, неизвестно куда, и принести домой то, неизвестно что.

Выйдя за порог дома, он не заснул на ходу, что случалось со всеми, а пошел себе, оглядываясь по сторонам и дивясь тому, чего еще никогда не видели его широко открытые глаза.

Он был из Турова рода, а вернулся домой через семь лет с бараньей головой и, ступив на порог своего дома, сразу забыл, где странствовал, какую долю нашел и что с ним случилось.

Семь дней он лежал около погасшего очага, ничего так и не мог вспомнить и, всем на страх и удивление, просился в подземное царство. Он говорил, что там есть Забыть-река, отнимающая память у мертвых при переправе, но возвращающая память изгоям и тем, кто растерял всю свою память при жизни.

Думали, гадали волхвы, как теперь поступить с пришельцем на голову чужим, а на все, оставшееся ниже -- своим, Туровым, и наконец догадались отправить его к самому старому богу, Велесу, который днем пас стада коров, а ночью -- стада покойников. Привели бродника ко Влесову Дому, стоявшему в дальней роще.

Тогда еще не было вокруг Влесова Дома ни межи, ни вала, а лежал кольцом большой змей. Змей потом подох от того, что за несчетные века его всего изъели-источили муравьи.

Вот жрец подвел беспамятного бродника к чешуйчатому кольцу и ударил его по затылку осиновым поленом, потому как живому человеку переступить через змея было никак невозможно. Голова бродника внезапно отскочила от плеч, откликнулась незнакомым медным словом, и слово то еще долго звенело по лесам, будя и пугая сов. Бродник же стремглав упал через змея прямо во Влесову яму, посреди которой, как на твердой земле, стоял Влесов дом.

На другой день бродник сам вернулся во град, держа в руке свою медную баранью голову. Вместо нее у него на плечах сидела голова человечья, только без кожи и вся оплетенная бородой, будто большое красное яйцо, лежащее в гнезде или в корзине.

На весь род тогда напал великий страх, но никакие заговоры не могли загнать пришельца обратно в землю. Пришелец был голоден, однако вместо того, чтобы есть живьем своих родственников, стал он есть только что испеченный теплый хлеб, а потом, зайдя в один из домов, оставленных испуганными хозяевами, сразу завалился на лавку и заснул крепким сном. Тогда все догадались, что бродник пришел не мертвым, а живым, и при том получил дар видеть сны, не выходя за порог дома.

Когда он проснулся, то поведал родичам, что было с ним за межами было.

Он сказал, что вновь обрел память и теперь помнит, как в ту давнюю весну, когда он покинул свой род, ему очень захотелось найти богатую и теплую страну, где жить лучше, а найдя ее, привести в нее и весь свой род ради своей славы. И вот дошел он до берега, за которым расстилались бескрайние воды, а на берегу царь-каган с медной бараньей головой собирал на огромные лодьи лучших воинов со всего света.

Увидев могучего северского бродника, царь-каган подозвал его к себе и снял свою баранью голову. Оказалась голова таким необыкновенным шеломом для битвы. Царь-каган поставил на плечи голову человеческую -- очень мудрую и с густой бородою, -- чтобы поговорить с инородцем. Он великодушно пригласил бродника в свое войско и сказал, что царство его самое богатое и сильное на всем белом свете. Тогда удивился бродник, зачем и в какую-такую даль собирается с войском самый богатый и могучий царь-каган.

Тот же отвечал, что за морем есть царство-град, еще более богатое, чем его царство, уж такое богатое, что дочь царя польстилась на одно-единственное яблоко, подаренное ей всего лишь младшим из трех сыновей тамошнего царя. Польстилась на яблоко царская дочь и убежала с последышем за море. И вот теперь царь-каган собирает войско, чтобы отбить дочь и в отместку за позор увезти к себе все богатство, какое найдется в той еще никем не виданной стране.