Олег Авраменко - Все Грани мира

Инна с сомнением посмотрела на Лауру, потом себе под ноги.

— Но на мне такой роспошный наряд... к тому же я без трусиков.

— Ух ты! — отозвался Леопольд. — Как интересно!

Я хлопнул его по уху, чтобы он не вмешивался в разговор старших, и сказал жене:

— Это не имеет значения, дорогая. Ведь на Лауре дамское седло. Давай я подсажу тебя.

После секундных колебаний Инна покачала головой:

— Нет, спасибо. Сама попробую справиться. Если я не сумею без посторонней помощи сесть на лошадь, то мне лучше совсем на неё не садиться.

Впрочем, все её страхи были напрасными. Хотя длинный подол платья действительно мешал ей, она всё же сумела самостоятельно взобраться в седло и с первой же минуты держалась в нём твёрдо и уверенно. Инна оказалась ловкой наездницей и без труда укротила Лауру, которая, будучи «новоиспечённой» лошадью, поначалу раз за разом взбрыкивала с непривычки.

Ещё добрых полчаса мы носились по равнине наперегонки, смеясь и дурачась. Леопольд выкидывал такие кренделя, что просто удивительно, как я ни разу не упал. Лаура вела себя более смирно, не шалила, но бегала резво и была необычайно грациозной. Даже не верилось, что всего лишь несколько часов назад она была самой обыкновенной кошечкой.

В Кэр-Магни мы возвращались уставшие, но довольные. Прежде я и подумать не мог, что верховая езда — такое приятное и увлекательное занятие.

Когда мы миновали ворота усадьбы, Леопольд сказал:

— Надеюсь, теперь ты превратишь нас с Лаурой в котов?

— А как это делается?

— Неужели ты не знаешь заклинания?

— Какого?

— Которое превращает лошадей в котов.

— Нет, не знаю.

— А Инна?

Мысленно я обратился к Инне и получил отрицательный ответ.

— Нет, котик. Инна тоже не знает.

Леопольд забеспокоился:

— Что же делать? Мне надоело быть конём. И Лауре надоело. Мы хотим снова стать котами. — В его голосе проступили плаксивые нотки. — Зачем же вы превратили нас в лошадей, если не знали возвратного заклинания?

— Мы не знаем ни прямого, ни возвратного, — немного раздражённо ответил я; плаксивый тон Леопольда, вкупе с лошадиным акцентом, начинал действовать мне на нервы. — У нас это получилось нечаянно.

— Всё равно вы виноваты, — не унимался он. — Я не хочу на всю жизнь оставаться конём. Я хочу превратиться в кота.

— Ну, и превращайся, чтоб тебя... Ой-й!

В ту же секунду конь подо мной исчез. На мгновение я повис в воздухе, а затем шлёпнулся на землю. Мой стон слился с пронзительным мяуканьем Леопольда.

— Отпусти хвост, придурок!

Кряхтя, я встал на ноги. Освободив свой хвост, Леопольд-кот отскочил на несколько шагов и уставился на меня укоризненным взглядом.

— А ещё говорил, что не знаешь!

— Но я действительно не знаю, — растерянно произнёс я.

Леопольд недоуменно промурлыкал:

— И правда, никакого заклинания ты не говорил. Странно!

Тем временем Инна торопливо спешилась и подбежала ко мне.

— Ты не очень ушибся?

— Кажется, не очень... То бишь, совсем не ушибся. — Я сделал несколько простейших гимнастических упражнений, ничего у меня не болело. — О’кей, Инна. Со мной всё в порядке.

— А Лаура? — отозвался Леопольд.

— Лаура? — переспросил я, не сразу сообразив, что от меня требуется. — Ага... попробую. — И мысленно приказал ей: — „Стань кошкой!”

Я бы, наверное, удивился, если бы после этого Лаура осталась лошадью. Но чуда не произошло — она покорно превратилась в кошку.

„Вот это да!” — удивился я. — „Ты заметила, Инна? Сёдла исчезли!”

„Да что ты говоришь?!” — На меня нахлынула тёплая волна её веселья; смеялась она добродушным, «розовым» смехом. — „Сёдла исчезли! Какое чудо! То, что коты превращаются в лошадей и наоборот, это тебя не удивляет, а вот исчезновение сёдел...” — Она не выдержала и рассмеялась вслух.

Я тоже захохотал:

— Право же!.. На этих чёртовых Гранях теряешь ощущение реальности.

— Вернее, — сквозь смех уточнила Инна, — сглаживается граница между естественным и сверхъестественным.

К действительности нас вернуло радостное мяуканье Леопольда и не мнение радостный крик Шако, стремглав мчавшегося нам навстречу... Нет, ошибочка — навстречу Леопольду.

— Ты жив, Шако? — восклицал на бегу кот. — Ты не умер?

— Конечно, жив! — Парень подхватил его на руки. — А с тобой что было, где ты пропадал?

— Но Мэтр сказал мне, что ты умер. Получается, он соврал? А я так горевал за тобой.

— Да жив я, жив. Вот, убедись! — Шако подбросил кота над головой и ловко поймал его. — А ну, рассказывай, где ты был, бродяга этакий!

— Всё, — тихо сказала Инна. — Это завершающий штрих к картине.

— К какой картине? — спросил я. — О чём ты толкуешь?

— О том, что случилось с Леопольдом. Прежде чем выпустить Леопольда на улицы Киева (только не спрашивай зачем — сама не знаю, что и думать), Мэтр заменил его память на фальшивую. Всё, что Леопольд рассказал нам о себе — от его жизни на мифической киевской квартире Мэтра до перестрелки в ресторане, — всё это выдумки, ничего этого не было. По каким-то причинам (не спрашивай по каким, я понятия не имею) Мэтр считал целесообразным, чтобы будущие владельцы Кэр-Магни, которых должен был выбрать кот, до определённого времени не знали о существовании своего наследства — а именно до тех пор, пока не попадут сюда. Очевидно, в подсознание Леопольда была заложена соответствующая программа для осуществления телепортации. Теперь необходимость в фальшивых воспоминаниях отпала, и коту была возвращена настоящая память. Поэтому, кстати, я перебила тебя, когда ты собирался напомнить Леопольду его рассказ о смерти Мэтра. Скорее всего, он и дальше стоял бы на своём; но лучше не рисковать, взывая к его ложным воспоминаниям.

— Угу...

— И ещё одно. Порой меня озадачивало «радиотелевизионное» произношение Леопольда. Теперь и этому есть объяснение. Чтобы излишне не утруждать себя, Мэтр просто «записал» в память кота серию (и, наверное, довольно большую) теле- и радиопрограмм. Кроме знания языка, это давало ему минимум необходимой информации о мире, где он оказался.

— А о каком завершающем штрихе ты говорила?

— Необыкновенная привязанность, даже любовь, которую Леопольд якобы испытывал к Мэтру. На самом же деле он любил... и любит мальчика. — Инна бросила беглый взгляд на Шако, который увлечённо расспрашивал кота о его житье-бытье на чужбине. — Любовь, это чувство не только сознательное, но и подсознательное, и Мэтр, изменяя память Леопольда, должен был это учесть, чтобы избежать возникновению у кота внутреннего конфликта сознательных, фальшивых, воспоминаний и подсознательной, настоящей, памяти. Он убедил Леопольда, что Шако умер, а потом направил на себя его любовь и грусть о потере дорогого существа.