Андрей Николаев - Врата Атлантиды

Свечи догорали. Голос девушки становился все тише. Корсаков решительно поднял ее из кресла и уложил в постель. Анюта заснула сразу, как только голова коснулась подушки, а он еще долго сидел в темноте при мерцающем свете свечей, курил и думал, на что же Белозерская обрекла свою внучку, а заодно и его.

Глава 7

К двум часам ночи луна зависла над крышами, как попавший в штиль воздушный шар. Тени стали короче, но сгустились, будто кто-то растворил в ночном воздухе чернила. Ровно в два часа на всей Пречистенке и в прилегающих переулках внезапно погасли уличные фонари, и теперь только луна освещала мостовую и крыши бывших купеческих особняков, перестроенных под офисы и магазины. Лишь в нескольких домах успевшие приватизировать квартиры жители еще кое-как отбивались от настойчивых просьб московского правительства и частных коммерсантов переселиться в «прекрасные современные дома» в Бутове, Конькове или Переделкине. Реклама, обычно озарявшая московские ночи радужными сполохами, тоже погасла. Но вот уж о чем никто жалеть бы не стал, так это о потухшем разноцветье рекламных щитов, навязчиво призывающих купить ненужные вещи или посетить престижные казино.

Наступал самый темный час ночи, когда до утренней зари еще далеко, а вечерняя уже растворилась без остатка, погасла, загнанная под землю ночным светилом.

С Гоголевского бульвара на Пречистенку вывернуло, скрипя шинами, такси с желтой рекламой на крыше. Гоня перед собой рассекающие ночь столбы света, оно пронеслось пустынной улицей в направлении Зубовской площади. Темные окна домов на мгновение ловили свет фар, отражая его на мостовую, посылая в небо, где свет и растворялся, слишком слабый, чтобы развеять ночную мглу.

Фары на мгновение осветили привалившуюся к стене дома фигуру загулявшего прохожего. С трудом оторвавшись от стенки, тот побрел дальше, пустив вслед такси затейливое ругательство. Словно бедуин, увидевший впереди оазис, прохожий устремился к освещенному Гоголевскому бульвару, по которому изредка проносились автомобили. Он уже различал впереди оранжевую букву "М" над входом в метро на станции «Кропоткинская», когда его занесло в сторону. Нога сорвалась с бордюра, отделяющего тротуар от проезжей части, и прохожий завалился на мостовую, попав пальцами в сливную решетку. Теперь те ругательства, которыми он проводил ослепившее его такси, казались просто детской считалочкой, по сравнению с теми, что сорвались с его губ сейчас.

Внезапно он замолчал, отпрянул от слива, и попытался подняться на ноги. Сквозь решетку выбился клуб пара. Осев на асфальт, он растекся по мостовой, закрутился, прибавляясь в объеме, поднялся вертикально, принимая нелепые очертания сгорбившейся человеческой фигуры. Пьяный отполз подальше и прикрыл один глаз, надеясь, что наваждение исчезнет. На его глазах фигура выпрямилась, потеряла прозрачность и налилась плотью, как обретающая форму глина под пальцами скульптора. Громко икнув, пьяный огляделся в поисках того, кто смог бы подтвердить, что все происходит наяву, но улица была пуста. Вернее, почти пуста — из щелей канализационных люков, из подвальных окон вырывались обретающие плоть клубы пара или дыма. Луна короткие мгновения просвечивала сквозь них, затем ее свет вязнул, словно в замутившейся воде, и вот уже Пречистенская улица, бывшая Большая Чертольская, заполнилась облаченными в тусклые латы фигурами.

Пьяный подхватился с асфальта, пробежал несколько шагов, быстро перебирая заплетающимися ногами, но далеко уйти ему не позволили. Один из латников преградил прохожему дорогу, схватил за горло и приблизил его лицо к своему. Пьяный задергался, пытаясь закричать, — к нему склонилась морщинистая морда с глубокими провалами глаз, расплюснутым носом и безгубым клыкастым ртом. Монстр тряхнул свою жертву, хрустнули шейные позвонки, и безвольное тело, дернувшись в короткой агонии, осело на мостовую.

Возникшая на крыше трехэтажного особняка темная фигура в плаще и кожаных доспехах заслонила на миг луну, взмахнула руками и спорхнула вниз, как сорвавшаяся с насеста летучая мышь. Плащ за спиной затрепетал черными крыльями. Мягко приземлившись, человек выпрямился, осматривая собиравшихся возле него латников. Указав на лежащий ничком труп, он сделал резкий жест. Двое подхватили тело и быстро сбросили в канализационный люк. Глухо звякнула крышка, ложась в пазы. Человек в плаще поднял руку, призывая к вниманию. Из Чертольского переулка вышла пара — женщина, держа своего спутника под руку, отрывисто цокала каблучками, стараясь быстрее выйти к освещенному бульвару. Пара прошла в нескольких шагах от человека в плаще, явно не увидев ни его, ни группирующихся вокруг предводителя монстров.

По знаку человека в плаще группа построилась походной колонной и втянулась в переулок, направляясь к Арбату. Несколько арбалетчиков с натянутыми тетивами скользили впереди колонны, настороженно осматривая крыши домов и темные подворотни. По ярко освещенному Гагаринскому переулку они направились к Староконюшенному. Свет уличных фонарей пронизывал насквозь угловатые от брони тела, создавая впечатление, что в переулке возникло дрожащее марево. Незамеченными они пересекли Сивцев Вражек и рассыпались между спящих домов, постепенно сужая полукольцо, в центре которого находился старый двухэтажный особняк, принадлежавший два века назад князю Козловскому, а ныне купленный Александром Александровичем Кручинским.

Предводитель поднял руку, останавливая движение — что-то враждебное почудилось ему в окружающей тишине. Он медленно повел головой. Луна осветила его лицо с резкими, словно прорезанными скальпелем чертами.

Что-то коротко прозвенело в тишине, и толстый арбалетный болт вонзился в грудь закованного в латы монстра, стоявшего рядом с предводителем. Латник зашипел, закидывая голову, оскалился. Из раны выбился черный дым, повалил гуще. Оплывая, будто свеча от нестерпимого жара, монстр осел на мостовую. Тусклый огонь побежал по кожаным латам, и через мгновение на месте падения осталась кучка пепла. Легкий порыв ветра развеял ее, оставив на асфальте темное пятно.

Снова звон тетивы разорвал безмолвие. Предводитель повел рукой. Жест был неспешный, даже ленивый. Словно из окружающего мрака человек вынул арбалетный болт, направленный ему в грудь. Жалом скорпиона блеснул серебряный наконечник. Предводитель отломил его. Серебро задымилось, зашипело в пальцах. Он скатал наконечник в шар, дрожащий, как ртутная капля, и небрежно взмахнул рукой, бросив шар в палисадник возле дома. Серебро вспыхнуло, рассыпалось фейерверком, вырывая из темноты палисадники, дома, отгоняя ночь к звездам. Призрачный ртутный свет залил переулок, выделяя особняк князя Козловского и оставляя в тени соседние дома. Перед фасадом здания, в прилегающих подворотнях и на крыше стали видны замершие фигуры в коротких кожаных куртках.