Людмила Астахова - Армия Судьбы

Жаль только, что ушлый летописец не запишет в свой пергамент о том, какая славная битва выдалась в окрестностях Даржи в канун Духова дня года Зеленого дракона, 16441 года от сошествия Пестрых богов.

Оказалось, что Торвардин сын Терриара своим двуручником умеет пользоваться гораздо лучше, чем от него ожидалось. Что Аннупард Шого будет отважно и самоотверженно прикрывать спину нелюдя Джиэссэнэ. Что Сийгин – стрелок милостью всех старых и новых богов, и что Элливейд-маргарец не только умеет просаживать деньги, а еще и воин не из последних, не говоря уж о Мэде Малагане. Заодно Ириен Альс забыл о своих болячках. Не до ребер ему стало. Голову бы сохранить в относительной целости. А уж свои мечи, ставшие впоследствии знаменитыми, он и вовсе не зря таскал столько лет за плечами.

Впрочем, может, оно и правильно, что ничей посторонний взгляд не стал свидетелем драки компании мнимых похитителей и банды наемных убийц. Ничего там хорошего не было. Были трупы, много крови, дикие вопли, предсмертные хрипы и еще много всяких вещей нехороших, на которые малым детям смотреть на сон грядущий не полагается.

Многие из Сайевых людей умерли, еще больше сбежало, оставив поле боя за наемниками-похитителями. Те, в свою очередь, отделались не слишком серьезными ранениями. И только Шинтан осталась лежать в пыли, сжимая мокрыми от крови руками два арбалетных болта, торчащих из живота. Это называется – случай.

Она должна была умереть почти сразу, но отчаянно сопротивлялась воле Милостивой Госпожи. Она хрипела и неотрывно смотрела на Сийгина. Шинтан хотела что-то «сказать». Только он ее не видел, потому что кровь из резаной раны на лбу заливала ему глаза сплошным потоком.

– Потерпи, – просил ее Альс. – Мэд, сделай что-нибудь, сделай!!! – кричал он, хотя и сам понимал, что сделать ничего нельзя. Один из болтов раздробил полуорке позвоночник, прошив ее насквозь.

Женщина сумела оторвать руку от своего живота и схватила Ириена за запястье.

«Вернуться. Назад. Всем», – только и смогла начертить она скрюченными от боли пальцами.

– Возвращаемся! – приказал эльф.

И, что удивительно, его никто не посмел ослушаться. Только задержались, чтобы наскоро перевязать свои раны. Унанки посадил на лошадь Шинтан онемевших от пережитого ужаса Карстану и Милмада. Тор взял на руки истекающую кровью полуорку. Он ехал впереди всех, чтобы Шинтан из последних сил смогла открыть проход к развалинам усадьбы-храма.

Вот впереди колышется горячий воздух, норовя превратиться в мираж, и вот, словно по волшебству, перед глазами вырастает кривое полузасохшее дерево с такой знакомой веткой, похожей на старушечью руку, на ней сидит невозмутимая черная птица. Милое местечко, что ни говори. Только нет больше пыльных руин, и на месте треснувшего купола и рассыпающихся стен стоит здание невиданной ни в Дарже, ни в Маргаре, ни вообще в этой части обитаемого мира архитектуры, мерцающее изнутри серебристо-зеленым светом. Словно великан из древних сказок высыпал на высохшую траву кучу блестящих кубиков, каждый из которых в длину не менее пятнадцати шагов. Целехонек купол, гладкий, словно отполированное дно медного тазика.

– Похоже, нам туда, – сказал Малаган совершенно спокойным голосом, указывая единственный проход внутрь удивительного сооружения.

– Мэд, может, не стоит… – начал было Пард.

– Уверен, если мы не войдем туда, пока Шинтан еще жива, – молвил эрмидэ, – то обратно нам ни за что не выбраться.

Тора уговаривать не пришлось совсем, он смело шагнул на порог колдовского дома. Он все еще надеялся, что женщину можно спасти. Даже если это может стоить им всем… Неважно. Женщины – святое, и душа мужчины ничто в сравнении с жизнью самой подательницы жизни. Эта такая же истина, как и святость Вечного огня. Во всяком случае для тангара.

– Если вы с братом сойдете с лошади до того, как мы выйдем наружу, то больше никогда не вернетесь к своей матери, в Даржу и вообще в этот… хм… в наш мир, – мрачно предупредил Альс Карстану.

Она ему верила.

Внутри все: и стены, и полы – тонуло в сиянии, не давая возможности разглядеть ни своей природы, ни происхождения. Даже кровавая дорожка, тянувшаяся за Торвардином, казалась разлитой ртутью. Резкий чуждый свет искажал все вокруг до неузнаваемости – цвет глаз, оттенок кожи, – четко очерчивая каждую тень и сглаживая детали. Словно кто-то незримый, хозяин этого места, давал понять, что окружающие чудеса не имеют никакого значения, чтобы останавливать на них внимание. А цель была близка. Надоевший Альсу до рвоты за две дюжины дней высокий разрушенный зал, пространство которого резали золотые пыльные солнечные лучи, неузнаваемо преобразился. Вместо выемки в полу красовался квадратный камень, похожий фактурой и на ощупь на кусок покрытого изморозью льда.

Тор положил умирающую орку на камень, пятная морозную белизну темной горячей кровью. Собственно, больше положить ее было некуда.

– И что теперь? – спросил Пард.

Вопрос относился почему-то персонально к Альсу.

– Понятия не имею, – пожал плечами тот.

Довольно-таки равнодушно для существа, попавшего в такое необычное место.

– Ты знаешь, где мы? – полюбопытствовал Элливейд, которого вообще-то было трудно чем бы то ни было смутить.

– Нет.

– Вы будете лангой, – сказала вдруг Шинтан чужим голосом.

Никто никогда не слышал голос полукровки, в том числе и родная мать, но этот голос не мог принадлежать живой смертной женщине. Так могла говорить только сама Пестрая Мать. Он гудел колоколом, он струился, как вода из священного источника, он обжигал огнем. У смертных не может быть таких голосов.

Торвардин рухнул на колени, готовый внимать Матери богов. Но остальные его сотоварищи не стали спешить. Они просто замерли на месте от неожиданности, памятуя о том, что когда к вам непосредственно обращается любое божество, то это не обязательно милость и благо. Как правило, совсем наоборот. Это означает только то, что бог решил усложнить вам жизнь, расписавшись в собственном бессилии.

С богами такое бывает.

И никогда – с Создателем.

Что, если поразмыслить, вовсе не удивительно.

– Исполнено! Вы будете лангой, вы пойдете одной дорогой, и какой бы она ни была длины, у вас будет одна цель и одна судьба на всех, – прошептала Шинтан.

И от ее шепота швы и нити мироздания туго натянулись и зазвенели.

Засияли нестерпимым золотом глаза полуорки, она сказала…

Не спрашивайте, как становятся лангой, милостивые господа, вам не ответят. Бесполезное занятие и не нужное никому знание, потому что судьба – это такая тонкая материя, которой лучше не касаться без нужды. Себе дороже. Чтоб вам спокойно спать ночами, чтоб не чувствовать всей кожей обжигающие стрелы случайностей и холод предопределенности, чтоб не знать и не ведать до поры до времени. Плохи шутки с лангой, плохи шутки с судьбой.