Маргит Сандему - Ненасытность

Он от всего сердца желал, чтобы Марит из Свельтена осталась в живых и была счастлива. Но он…

О, нет, Господи!

И это теперь, когда его отношения с Лизой-Меретой наладились! Да, у них были стычки, но теперь все в порядке. Лиза-Мерета раскаивается в своей ревности и обещала исправиться, она хочет провести праздник наедине с Кристоффером, и все уже готово к свадьбе. Она уже начала рассылать приглашения своим друзьям, выбрала себе подружек…

Все было просто фантастически прекрасно, лучше и быть не может!

Но что, если Марит из Свельтена выживет?..

Много ли из того, что он сказал, она услышала? Много ли вынесла для себя из его так называемого жениховства? Много ли она помнит?

Она ведь была в состоянии комы. Тем не менее, она была еще в состоянии подавать ему сигналы пальцами. Она поняла смысл его слов, его признаний в любви. И что же теперь?

Что она запомнила из его объяснений?

Впрочем, вряд ли она выживет.

Нет, он просто противоречит самому себе! Ведь он же хочет, чтобы она выжила!

И вместе с ней выживут ее надежды на будущее — совместное с ним будущее!

О, Господи!

Кристоффер плохо спал в эту ночь, чему в немалой степени способствовал неудобный для спанья диван.

Он не имел обыкновения молиться, но на этот раз ему пришлось это сделать.

— Господи! Уже второй раз я обращаюсь к тебе по поводу Марит из Свельтена. Дай ей выжить, прошу тебя об этом искренне и горячо. Но — я ставлю условия, хоть это и непозволительно — сделай так, чтобы она забыла все то, что я сказал ей, когда она была в бреду! У меня теперь такие прекрасные отношения с Лизой-Меретой, она обещала быть более сговорчивой… да, обещала обуздать свою ревность, так что если Марит очнется и вспомнит все, это будет просто катастрофой!

Понимая, что это была одна из самых удивительных просьб, с которой когда-либо обращались к Господу, Кристоффер лег и попытался снова уснуть.

Бенедикте встала так же рано, как и Кристоффер. Оставив Андре на попечение медсестрам, которые им восхищались, она вместе с Кристоффером пошла делать обход «своих» пациентов.

Бернту Густавсену стало гораздо лучше, и у Кристоффера отлегло от сердца. Гнойнички на теле еще остались, но температура значительно снизилась.

С другими было то же самое. Все чувствовали себя выздоравливающими и уже подумывали о возвращении домой. Больница была переполнена, многие лежали здесь дольше положенного срока в связи с эпидемией.

Крестьянин был в своем прежнем веселом расположении духа, ему было совершенно наплевать на то, что лицо его было покрыто гнойничками, словно у какого-то заморыша-подростка. Что же касается Сандера…

Бенедикте с трепетом приблизилась к его постели. Но он просиял, увидев ее, и спросил, не забыла ли она о своем обещании.

— Об Андре? Да, конечно, ровно в десять часов мы будем под окном. Ты в состоянии встать с постели?

— Ничто на свете не помешает мне сделать это! Я буду спрашивать у медсестер время каждую минуту!

— Я могу тебе одолжить свои часы, — сказал с улыбкой Кристоффер и протянул ему карманные часы.

Сандер горячо поблагодарил его. И они направились дальше, беседуя на ходу.

Подойдя к корпусу, в котором лежала Марит, они постояли некоторое время возле дверей, потому что Кристофферу нужно было собраться с мыслями.

Никогда до этого он не чувствовал такой раздвоенности в душе.

Мимо торопливо прошла медсестра.

— Как дела у Марит из Свельтена? — воспользовавшись случаем, спросил он. — Она еще жива? Остановившись, медсестра сказала:

— Да, жива! Это просто чудо, но создается впечатление, что она пришла в себя. Не сразу, конечно, но нам показалось, что дыхание у нее стало сильнее.

Закрыв глаза, Кристоффер напряженно глотнул слюну. Он почувствовал огромное облегчение, смешанное с каким-то постыдным беспокойством.

— Что с тобой, Кристоффер? — спросила Бенедикте. Ему пришлось прислониться к стене.

— Думаю, я совершил непростительную оплошность, — подавленно произнес он. — Дело в том, что я, желая, чтобы она почувствовала радость хоть в последние мгновенья жизни, сказал ей, что я… что я очень ценю ее и…

— Ты сказал, что любишь ее… — проницательно заметила Бенедикте. — И что еще?

— И еще… я попросил ее выйти за меня замуж. Она умирала, она была в коматозном состоянии, но по щекам ее текли слезы. Слезы радости! Да, я знаю, что нравился ей, поэтому мне и хотелось ее обрадовать, сказать ей, что я разделяю ее любовь.

— Тебе следовало сказать мне об этом.

— Нет, нет, — горячо возразил он. — Мне хотелось, чтобы она выжила. И еще больше мне хотелось, чтобы в ее бедной жизни была хоть какая-то радость. Но… но, Господи, что мне делать, если она обо всем вспомнит? В таком случае я окажусь сразу при двух невестах! Так не годится!

— Неужели так трудно сделать выбор?

— Нет, конечно, нет, но мне не хотелось бы так смертельно ранить Марит.

Бенедикте удивленно уставилась на него.

— Это не совсем то, что я думала… Но ты, конечно, должен прислушиваться к собственному сердцу, все остальное неважно.

Она хотела уже направиться дальше, но он схватил ее за руку и снова повернул к себе.

— Что ты имеешь в виду? Ведь не считаешь же ты, что я… Нет, ты просто с ума сошла!

— Выбирай сам, Кристоффер, я не имею права вмешиваться во все это, — устало произнесла она.

— Нет, скажи, что ты имеешь в виду! Она глубоко, прерывисто вздохнула.

— Я знаю только, что на твоем месте я не колебалась бы ни минуты.

— Не означает ли это, что ты сделала бы иной выбор, чем я?

— Кристоффер, — смущенно произнесла она. — Я знаю, что ты не влюблен в Марит из Свельтена, но… да, я могу только сказать, что рада тому, что свадьба твоя откладывается на несколько месяцев. И не приставай ко мне больше, разбирайся сам в своих любовных проблемах. Давай пойдем к Марит, я начну сегодня с нее!

«Нет, не надо…» — запротестовала какая-то часть его существа. Но он тут же задушил в себе эту мысль. Думать так было бы просто недостойно.

Он не был трусом. Он всегда держал данное им слово. Если она только выживет, что было более чем сомнительно…

Но Марит было явно лучше. Казалось, она просто спит, дыхание ее было спокойным и глубоким. Цвет лица стал более естественным, исчезли лихорадочные красные пятна на мертвенно-бледных щеках. Волосы ее причесали, постельное белье было свежим. Кристоффер мысленно поблагодарил заботливых медсестер.

Или, возможно, они просто привели ее в порядок перед смертью? Нет, не похоже.

Несколько предметов, оставшихся от недавнего посещения священника, по-прежнему стояли на тумбочке. «Ночь у них выдалась неспокойная», — печально подумал Кристоффер.