Аня Сокол - На неведомых тропинках. Шаг в пустоту

— Свинина, — поставил передо мной плошку падальщик.

Прохаживающийся вдоль улицы и подволакивающий ногу дедок интересовал его больше раннего ужина. Нечисть любопытна, а старая нечисть любопытна вдвойне.

Через пятнадцать минут и одну порцию мяса мы стали обладателями трех кроватей в коричневом доме деда Сергия с прекрасным видом на Парк-на-Костях.

— Беженцы? Али погорельцы? — поинтересовался старик, осмотрев мою подвешенную руку и пиратскую повязку гробокопателя, — с Кротикова? Или с Черной лужи?

— Нет, — покачал головой Веник, — мы с Юкова, но вернуться домой не можем. Пока.

— А что с Черной лужей и Кротиково? — спросила я.

— Уже ничего. — Дедок дожевал последний кусок. — Кротиково сгорело. Черную лужу вырезали.

— Низшие, — зашипела явидь, — кто осмелился?

— Не представились, — усмехнулся старик, прищурился и добавил: — Видящий потерял три стежки, Седой — две. Ни одного жителя, окромя тех, кто по делам отъехал, ни одного свидетеля, хранитель уходит раньше, чем приходит помощь. Говорят, остались трупы да всколыхнувшееся non sit tempus. Куда катится мир? Раньше этим гордились, головы врагов на кол, стяг на ратушу. А теперь? Прячутся по углам, будто норники.[3] Тьфу!

— Допросить трупы нельзя? — Змея, так и не притронувшись к мясу, пододвинула свою порцию деду. Змееныш спал у нее на коленях.

— Мне не докладывают, — Сергий фыркнул, — ведут переговоры вместо того, чтобы резать глотки. Завтра опять раскланиваться будут. Не демоны, а торгаши, — он сплюнул.

— Это ты о хозяине? — поднял голову Веник.

— О нем родимом, — старик отодвинул тарелку, — и о конопатом западнике. У них толковище здесь в холмах завтра в полдень, вместо резни в полночь. Мельчает род, мельчает. Разве ж стал бы Трифон Седой заключать союз с людьми? Чего уж тогда не с коровами и курами? — Сергий тяжело поднялся и указал на миску. — Вот вам пример: эта «свинья» слишком много курила. Наконец-то война! Либо с южанами, либо с западниками, по мне, так все едино. Слава ушедшим, весь сброд на корм пойдет. — Дедок похромал прочь, оглянулся и строго напомнил: — Жду вас к темноте.

Но я уже не слушала, судорожно хватая ртом воздух.

— Урод, — высказалась я, зажимая рот рукой.

— Тебе не все ли равно? — Падальщик подцепил когтем кусок из тарелки явиди и отправил в рот. — Мясо и мясо, не знаешь — не бредишь, хотя это действительно не очень.

— Ты почему молчала? — повернулась я к Пашке, съеденное тяжелым булыжником колыхалось в животе.

— Потому что ты ела свинину, — спокойно ответила змея. — Вы слышали? Завтра в холмах встречаются Седой и Видящий!

— Свинину? — Я посмотрела на Веника и от души пожелала: — Что б тебя гархи съели!

— Скорее уж тебя! В следующий раз не рассчитывай, не потащу. И теням хлеб, и мне фора.

— Чего ж сразу не бросил?

— Ты мне еще не заплатила!

— Тихо! — явидь стукнула лапой по столу. — Старик умелый сваар,[4] а вы и ведетесь.

— Она предпочитает верить первому встречному, а не мне, — гробокопатель отвернулся.

К источнику в тот день мы не пошли. Тот, кто позвал нас сюда, никак себя не проявил, если только не запланировал для нас мучительную смерть от скуки. Делать в Заячьем холме было решительно нечего.

Пашка разбудила меня ночью. Одной рукой коснулась плеча, второй прижала чешуйчатый палец к черным губам, призывая к тишине. Змея была напряжена и собранна, змееныш сменил конверт на более практичный рюкзак. Веник стоял у окна и вглядывался в ночную тьму. Явидь указала на низкий столик, где была сложена моя одежда. Одеваться одной рукой было неловко, пришлось снять перевязь и помогать правой, благо она больше не болела, а пальцы обрели подвижность. Клинки, которые я вытащила из-под подушки — увидев их Пашка закатила глаза с двойными зрачками, — все равно пришлось крепить на левую.

В позах моих спутников сквозило напряжение. Когда тебя будят в начале четвертого утра, хорошего можно не ждать. Я зевнула. Для нас, уместивших в обычные двадцать четыре часа по внутреннему кругу несколько лишних внешнего, вопрос о сне был более чем актуален.

— Гархи, — одними губами выдохнул падальщик.

Я повернулась к окну. Освещения в Заячьем холме не было, впрочем, как и в Юкове, и в Поберкове, и в Бесове и на всех остальных стежках, нечисть в этом не нуждалась. Я разобрала очертания широкой дороги и прямые линии дома напротив. Я вглядывалась в сумрак за стеклом до рези в глазах, но ничего сверх этого не углядела. Гробокопатель легким движением повернул мою голову правее, чтобы в поле зрения попал угол хозяйственной постройки, рядом на земле валялась перевернутая тачка. А между ними шевелилась тьма.

— Что они тут делают? — шепотом спросила я.

— Выйди и спроси, — предложил Веник.

— Почему молчит колокол? Тени вошли на стежку, — прошипела змея, — а артефакт молчит!

— Нетрудно догадаться, — в темноте глаза падальщика казались черными, — чтобы не получить гору трупов на завтрашней встрече, артефакт убрали в саркофаг, где он хранился столетиями. Или…

— Колокол молчит, потому что эти гархи созданы в Северных пределах, — закончила я.

Мы посмотрели в окно, клубящаяся на углу тьма обрела очертания и вышла на дорогу. Тень большой не живой и не мертвой собаки нюхала воздух.

Дверь в комнату приоткрылась, и в проеме показалась большая, видавшая виды картонная коробка. Ее обхватывали крупные морщинистые руки, слава святым, человеческие. В темноте желтоватое лицо Сергия казалось пепельно-серым.

— Не паникеры, — констатировал старик, — хорошо.

Коробка с тихим шорохом приземлилась на низкий столик, где еще минуту назад лежала моя одежда.

Снаружи раздался крик. Долгий, далекий, обреченный. Гарха навострила уши, подобралась и сорвалась с места, в два прыжка покинув просматриваемый участок дороги.

Дед подтянул непослушную ногу, склонился и вытащил из темного картонного нутра связку амулетов. Деревянные дощечки на крепких суровых нитках мягко постукивали друг о друга. Деревяшки выглядели до странности одинаковыми.

— Вот, — Сергий вгляделся во что-то, одному ему видимое, отделил одну подвеску, — лови.

Амулет приземлился на кровать рядом со мной, так как я вовремя убрала руки за спину. Не люблю щедрую нечисть. Может статься, что подарок вызывает понос или облысение.

— Ночное зрение, — покачал головой дедок, — прикупил по случаю у заезжего ведьмака. Дешевка, надолго не хватит, но лучше, чем на стены натыкаться.

Пашка принюхалась и кивнула. Я осторожно дотронулась до деревяшки. Ничего не произошло. Сергий отделил еще одну дощечку, крякнул и надел на себя.