Алекс Кош - Богатыри не мы. Новеллы (сборник)

– Да, но какое отношение…

– Попробуйте повторить эти слова ему – насчет прожитых лет и «пора на покой». Он мой ровесник.

«А вдруг граф – нормальный?» – мелькнуло у шефа SIA.

Потом вспомнился доклад о горных вилах.

«Из немецких знакомств тебе недостает одного – с доктором Альцгеймером. Арриведерчи, дедушка».

Пару дней Пьетро отсиживался в римской квартире, писал письма. Сыну – в Триполи, откуда тот летал на «стреле» G.50 драться с британскими «харрикейнами». Дочке – в Малагу, где она песталась с двойняшками. Всем одно, хотя разными словами: «Под нелепым предлогом меня отправляют в отставку». Пожалуйста, перлюстрируйте!

Дав коллегам время ознакомиться с его перепиской, вышел прогуляться – надо же им и квартиру обшарить, вдруг там копия доклада под паркетом спрятана. Вышел – и пропал. Человеку, который мог исчезнуть посреди лысой глинобитной Аддис-Абебы, потеряться в лабиринте узких улочек Трастевере – раз плюнуть. А там через Тибр и в гетто, к Изакко-антикварию.

Прожженного Изакко трудно удивить, но даже он зашевелил бровями, когда гость надел резиновые перчатки и достал кропило – серебряный дырчатый шарик на ручке.

– Хочешь меня окрестить? Я староват для таких штучек.

– Для гешефта ты вечно молод, старина. И не настолько слеп, как притворяешься. Дай-ка блюдо.

На мейсенский фарфор посыпались цехины из мешочка. Очарованный золотым звоном Изакко заметил, что гость избегает касаться монет. Зная увлечения синьора делла Строцци и то, что он не шутит с древностью, антикварий на всякий случай попятился:

– Сомнительные деньги?

– Вот сейчас и проверим. Experimentum crucis[13] никогда не помешает. Конфисковал у одной продажной бестии, но вот чье это золото – вопрос…

Пока Пьетро совершал обряд, Изакко жался в углу, бурча под нос:

– Ну, если до сих пор не рассыпалось… Ты слишком осторожен!

– Порядок. Дело за тобой – обменять на доллары.

– Доллары!.. Кто знает, какой теперь курс у цехинов?..

– Музейный. К тебе ходят нумизматы, верно?

Жалобно кряхтя, Изакко выкладывал пачки зеленых купюр, а Пьетро, покуривая, считал их глазами.

– Хочешь купить дом? – допытывался антикварий.

– Поместье.

– Принеси еще три раза по столько – купишь виллу в Риме. Я помогу скинуть цену.

– Мне нужна усадьба там, где не будут бомбить.

– А что…

– Ничего. Слишком много побед. По закону луны и звезд это означает, что близко время поражений.

Плакат «Выявляй бандитов! За точные сведения о сенках награда 1000 дукатов» был надежно приклеен к столбу террасы и вдобавок покрыт лаком, чтобы не отодрали.

– Можно соскоблить, – посоветовал Григор владельцу кафаны. Тот, безмерно довольный, что к нему в знойный полдень пришла парочка (а раньше приезжие с пляжей ручьями текли!), суетился возле столика молодых супругов, что есть сил стараясь угодить.

– Неловко будет, господин. Зайдут веницы, увидят, начнутся неприятности…

– Я могу помочь, – предложила Дайра. – Принеси воды.

– Ох, госпожа моя, чем тут поможешь!.. – вздохнул хозяин, утирая пот.

Стоя рядом с золотоволосой молодкой, пузатый кафанщик чувствовал себя легко и бодро, как в парнях. Словно ни лысины на голове, ни брюха под фартуком, а ноги сами движутся, будто готовы в пляс.

Казалось бы, краше дня не придумать – море бирюзовое играет, блещет галечный пляж под изжелта-белым каменистым склоном, сосны у кромки бухты слегка колышутся… благодать! Но едва вошла в кафану синеокая – влилась волна ароматов, словно ветерок летел следом за нею, нес запахи розмарина и лаванды. Дышать не надышишься.

– Непочатой воды, – уточнила красавица.

– А?.. – Толстяк заморгал, потом встряхнулся. Тут не зевай, раз везенье само в руки идет! – Катица!.. Кайя, ты куда запропастилась?.. Непочатой воды госпоже! – Громко так; наверное, все в кафане слышали.

С кухоньки выглянула круглобокая – в отца, – сердитая девица, конопатое лицо, как воробьиное яйцо:

– Тата, да разве я вила, чтоб среди дня такую воду… Ай! – встретив синий взгляд гостьи, она в испуге сжалась, закусив край фартука.

– В подвале, где со стены каплет, – со знанием дела намекнула Дайра.

Григор зашептал ей, пока хозяйское семейство суетилось, с ног сбиваясь:

– Воздержалась бы.

– Внутри они хорошие и добрые. Живут без ласки, потому и хмурые. Пусть им посветлеет, как нам.

– Пусть. А вдруг опять всю деревню скличут?

Вспомнив, Дайра рассмеялась, прикрыла рот ладонью. Да, вот была сутолока!.. Гри едва пистолет не достал – в потолок стрелять, чтобы выход расчистили. А то вплотную встали на колени, малышей протягивая: «Госпожа золотая, окропи чадо! И моего! И мою!» Детки такие славные, разве кого-то можно обделить, если в тебе счастья через край?

Но Гри прав, в каждой кафане шум устраивать – не дело.

– И кто нас тут ждет? – искоса посматривал он по сторонам, управляясь с жареной на вертеле бараньей требухой.

Что Дайринка – мастерица наперед угадывать, он теперь твердо знал. Пусть не каждый шаг предвидела, но важное – могла. Но с зари идти по козьим тропам, чтобы к полудню сесть за стол в полупустом трактире и ждать какого-то свидания… это было внове.

Зато горного ветра хлебнули вдосталь и аппетит нагуляли! Вышли по холодку, в синей предрассветной тени, когда между деревьями и за камнями еще шуршат, шевелятся и тают ночные тени. Босая, Дайра скользила впереди, порою вспархивая над тропой, своим звонким пением пробуждая цветы – те раскрывали ей навстречу сонные глаза, распрямлялись и посылали госпоже воздушные поцелуи, полные запахом нектара. Тонкие ручьи журчали, сплетая для нее мелодию, их брызги старались долететь и увлажнить край ее платья. Шагавший следом Григор с ее сапогами, перекинутыми через плечо, старался ступать как можно тише, чтобы не нарушить музыку расцветающего утра. Наконец, на перевале Дайра воспарила, раскинув руки – и солнечный свет подхватил ее, понес над скалами, сияющую и поющую. Впору было перестать дышать, зажать сердце в горсти, чтоб беззвучно упиваться видом милой, реющей над землей – белая птица с золотыми крыльями на фоне лазурного пролива…

– Не знаю кто, – ответила она беспечно, отщипнув от лепешки с сардинами. – Не ждет – просто зайдет перекусить. Он объявится. Может, сидит внутри, где темно?

Терраса считалась местом для господ, отсюда открывалась восхитительная панорама моря и далеких солнечно-желтых берегов Далмации, а Дайра всегда безошибочно занимала лучшее место, как хозяйка. В результате они тут сидели одни, а редкие – по пальцам сосчитаешь, – полуденные посетители привычно гнездились в низкой тенистой комнате, именуемой «вульгарно зало». Их Григор походя осмотрел, бегло и цепко – ни одного сельского стражника. Единственный, кто одет по-городскому – похоже, местный лекарь или учитель, уткнувшийся в газету.