Карина Демина - Черный Янгар

…две пары… или три… или даже дюжину.

Когда-нибудь.

— Шевелись!

Нож касается груди, жалит и отпускает. Хохочет Хазмат, и длинные его усы вздрагивают. Опиум странно действует на хозяина, не лишает разума — Янгу доводилось видеть иных курильщиков, которые забывали обо всем, и даже собственное имя в голове удержать не способны были. Но Хазмат — иное дело. Он становится злым, быстрым и жадным до крови. А потому надо спешить.

И Янгу танцует, уклоняясь от ударов.

Гремит цепь, волочится за ним стальной змеей.

…когда-нибудь Янгу станет свободен и купит себе цепь золотую, как та, что висит на груди хозяина.

…или даже две… три… с драгоценными камнями, чтобы все видели — вот достойный богатый человек идет.

— Давай! — клинок свистит у самого горла. И Хазмат вдруг останавливается, облизывает сухие губы. — Ни на что не годен!

Неправда.

В этом году Янгу уже одержал пять побед.

Да и Хазмат, лучший кай-тинаши, смотритель бойцов, не взялся бы за негодного.

Но перечить нельзя. И Янгу останавливается. Он смотрит в глаза хозяину и думает, что когда-нибудь перервет ему глотку.

И станет свободен.

— Глупец, — Хазмат кривится. — Такие как ты не умеют жить на свободе.

И подхватив самодельное копье, швыряет его в Янгара.

Клинок входит меж ребер, и боль, невыносимая боль, вырывает из сна.

— Спокойно, малыш, — чьи-то руки, сильные, но ласковые, удерживают Янгара на месте. — На вот, выпей.

Он очень хочет пить, но не в состоянии сделать и глотка.

— Пей, малыш, пей… ты поправишься…

Янгару раздвигают губы, и вода, упоительно вкусная вода, вливается в горло.

— Скоро поправишься…

Каждый глоток мучителен. И Янгар вновь проваливается в сон. На сей раз в нем нет ни пустыни, ни Хазмата, ни даже арены.

Есть солнце.

И лето.

Яркое. Зеленое. Небо высокое. И тень сокола расправила крылья, скользит по шелковому травяному платку. Воздух чистый.

И боли нет.

Янгар удивляется тому, что так бывает.

Она же всегда или почти всегда. Если не от новых ран, то от старых, которые взяли за обыкновение просыпаться к перемене погоды. Особенно те, поломанные медведем ребра.

Там.

Не здесь.

Он лежит на земле, слушая, как стрекочут в траве кузнечики. Откуда-то издали доносится крик канюка. И ветер играет с молодою осиной. Звенят серебряные листья.

Хорошо.

— Расскажи мне историю, — просит кто-то очень близкий. И Янгару в радость исполнить просьбу. Еще ему хочется повернуть голову и увидеть этого человека, но Янгар знает — нельзя.

Почему?

Просто нельзя.

Чьи-то руки нежно расплетают черные косы, выглаживают жесткие пряди гребнем. Чьи-то пальцы, тонкие, в золотой чешуе, касаются щек. И чья-то тень защищает Янгара от солнца.

Чья?

Он знает. Забыл только.

А еще он не умеет рассказывать истории.

— Попробуй.

И Янгар пробует, он вспоминает, как начинали говорить кирху — бродячие сказители, что вечно увязывались за караваном, сказками зарабатывая свой глоток воды.

— Далеко-далеко, за краем моря, лежит великая пустыня Дайхан. Необъятна она. И горе путнику, который решится пересечь красные пески, да не заплатит дань ашшару-проводнику, понадеется на карты. Переменчива пустыня. И лишь истинным детям ее, сотворенным из песка и скорпионьего яда, ведом голос пустыни Дайхан. Не нужны им карты и кроки, но хватит лишь шелеста ветра да голоса песков, чтобы найти новую тропу…

Так начал бы кирху, сев на босые пятки. И положил бы на колени доску с тремя струнами, которые тревожил бы, нехитрой мелодией увязывая слова. А Янгар не умеет красиво.

И доски у него нет.

Но знает он, что от сотворения мира водят ашшары караваны. И не найдется глупца, который посмеет обмануть или обидеть караванщика: великая пустыня отомстит за детей своих. Только к Янгару она вдруг проявила милосердие. Провела по краю. Опалила шкуру, но живым выпустила. Это ли не чудо?

— А по ту сторону пустыни, за высокими горами, лежит страна, которую жители называют Кхемет. Это значит — "Черная". Кормит ее великая река, которая спускается с гор. Каждый год по весне разливается она широко, выносит на поля тяжелый ил, кормит им землю. И нет плодородней полей, чем те, что лежат вдоль берегов реки.

…на них от рассвета до заката трудятся рабы.

Но разве сказка об этом?

— Устал, малыш? — спрашивают Янгара.

Устал. Там, на берегах великой реки, когда, пытаясь сбежать, пробирался по руслам каналов. И прятался от темно-зеленых ящеров, что пробирались на поля в поисках добычи.

Устал, когда поймали.

Пороли.

Учили.

И отдали в казармы, где распорядитель, пощупав руки, сказал:

— Слишком тощий, долго не протянет.

Но все же взялся показать, как копье держат: даже такие никчемные рабы, как Янгу, должны умирать красиво…

— Забудь, — теплые ладони сжимают виски. — Забудь, малыш. Этого больше нет. Ты вернулся домой. Почти уже вернулся. Кровь зовет. Надо просто услышать ее голос.

И Янгар закрывает глаза, позволяя лету и соколиной тени убаюкать себя.

Но снова проваливается в реальность.

— Вот так, мальчик, пей, — Кейсо заставляет глотать уже не воду, но пресный бульон, в который он по обыкновению добавил дюжину трав. Бульон от этого стал кислым, несъедобным почти.

— Ты…

— Я, малыш, я, — влажные ладони гладят щеки. — А ты везучий… везучий, как никто.

— Кейсо…

— Лежи. Пей вот… тебе силы нужны будут.

Нужны.

Янгар должен дойти до Соколиного кряжа, где стоят верные ему сотни. А затем вернуться, чтобы отомстить. За дом. За людей. За свадьбу.

И за девочку, которой больше не было.

От этой мысли становилось горько. И Янгар не умел справиться с этой горечью. Ему хотелось убивать. Или снова вернуться в тот сон, где лето. Там, чудилось Янгару, он забыл что-то очень и очень важное.

Пройдет еще три дня, и Янгхаар Черный, исхудавший, истерзанный болезнью, встанет на ноги. А спустя сутки, не слушая возражений Кейсо, оседлает коня. И ветром полетит, нахлестывая гладкие бока жеребца, спеша унять непонятную, не проходящую горечь местью.

Он доберется до Соколиного кряжа, чтобы узнать, что умер.

И рассмеется безумным смехом.

Черный Янгар бессмертен!

Разве не знает Ерхо Ину, что не так-то просто убить того, в ком течет кровь бога?

Страшен будет его смех. И над крепостью, врезанной в скалы, вновь поднимутся черные стяги с белой волчьей головой. Берегись, Ерхо Ину! Жив Янгар.

На следующий же день раскроются ворота, и рухнет мост, соединив два берега великой пропасти. Загрохочут копыта гонцов. Дюжину дюжин разошлет Янгар. И каждому даст алый плащ, алую плеть и алую же стрелу. И каждому вручит свиток.