Симона Вилар - Ведьма

Потом они спали до полудня, обнявшись, сплетясь телами, словно не утолили голода друг в друге. А пробудились, когда снаружи раздались голоса приехавших за ними. Сам князь Мал поспешил явиться, когда к нему из дальнего селища прислали вестового.

Малфутку их скорый приезд не порадовал, она сидела нахохлившись, натянув до подбородка шкуры, смотрела, как радостно здоровается ее варяг с прибывшими дружинниками, как хитро он поглядывает на выражавшего радость Мала.

Мал держался приветливо.

— Ты уж поверь, друже Свенельд, рад я, что ты живым и здоровым объявился. Уж мы-то тебя разыскивали, уж мы-то волновались. Думали, тебя зверюга рогатая загубила и косточек теперь не сыщешь. А твои витязи вообще грозились леса древлянские подпалить, если старшого своего не разыщут, да и в Киев собирались слать сообщение.

— Да уж, Мал, в Киеве тебя по голове не погладили бы, приключись со мной беда, — с особым нажимом ответил Свенельд. — А то и похуже — прислали бы на посадничество кого иного, да еще не столь сговорчивого.

Со своего места на лежанке Малфутка видела Мала, с понурым видом мявшего соболью шапку, и пристально наблюдавшего за ним Свенельда. Дружинники его вышли на улицу, не было в землянке и поселян, оставивших посадника с Малом одних говорить по душам. Только взятые на зиму в землянку куры сновали по проходу, квохтали негромко. Малфутка же глаз не мог отвести от своего милого — ворот рубахи у него расстегнут, волосы еще взъерошены, длинные пряди падают на зеленые прищуренные очи, а губы поджаты гневливо. И забеспокоилась Малфутка о том, что, несмотря на ее предупреждения, он поведает сейчас обо всем, что с ними приключилось, да призовет князя к ответу. Но Свенельд заговорил о другом: спросил, были ли его люди за это время распределены на постой, готовят ли древляне дань для Киева, налаживаются ли погосты для сбора податей. Мал начал отвечать с готовностью, хотя и пояснил, что, пока посадника не было, все больше о нем тревожились, чем о дани. Потом маленькие глазки Мала остановились на Малфутке и рот его расползся в довольной улыбочке.

— Вижу, нашла тебя разумница. Да и ты, небось, уже понял, что она порты только по своему глупому упрямству носит. Так что знал я, кого на поиски посылать, не ошибся. Ну, угодил, гляжу?

Но как бы ни улыбался Мал, отлынивая от расспросов о полюдье, ему было не по себе, оттого что варяг его при девке отчитывал. Поэтому, когда тронулись в путь, Мал ее словно не замечал, хотя Малфутка и ехала на крупе коня за спиной посадника. И грустно ей было, что Свенельду теперь не до нее, все о делах полюдья толкует. Правда, на первом же погосте, где они остановились, к Свенельду вновь его страсть вернулась. Едва перекусили, тут же увлек Малфутку на полати и вновь целовал, миловал, стонал сладко в минуты особой близости.

— Дивная ты моя, чудесная, — шептал он, осушая поцелуями ее выступившие от избытка чувств слезы. — Сами боги подарили мне тебя, Малфрида, послав такую усладу в минуту опасности.

Но едва настал день — серый, туманный, с переходящим то в снег, то в дождь стылым ветром, — Свенельд велел трогаться в путь, несмотря на ненастье. Причем пожелал ехать именно в селение Сосны, чтобы завести домой проводницу да высказать старосте ее рода благодарность за то, что послал с ним такую.

Прибыли они, когда уже смеркаться начало, и варяг открыто дал понять сосновичам, что считает Малфутку своей женщиной.

Вместе с ней в бане парился, весь вечер держал подле себя, а когда Малфутка в бабий наряд переоделась — в рубаху с цветной вышивкой у горла, в поневу[30] полосатую, телогрейку, беличьим мехом подбитую, да еще косы переплела, надев на открытый лоб тканое очелье с височными кольцами-подвесками (это мать сразу поторопилась дочь нарядить), — Свенельд даже присвистнул довольно. Улыбаясь, усадил девушку рядом с собой, пил с ней из одного ковша-утицы, ел из одной миски, глаз не сводил с нее. Малфутка заметила, что ее родовичи смотрят на это с удивлением, перешептываются, обсуждая, отчего это дорогой гость выбрал своей ладой именно ее. Раньше Малфутка в селище красавицей не слыла, воспринималась больше как охотница нелюдимая, вот ее и не считали достойной внимания, на посиделки молодежи, в хороводы не зазывали. Теперь же сам староста Громодар смотрел на нее по-особому, дважды, а то и трижды красавицей назвал.

На другой день Свенельд отбывал из селения Сосны, и Малфутка долго шла рядом с его конем, провожая витязя. Свенельд то и дело склонялся с седла, заглядывая ей в глаза.

— Не кручинься, Малфрида, что уезжать мне пора пришла. Я ведь посадник, меня дела кличут. Но только будет минута свободная — все брошу, прилечу к тебе, голубка моя. Я и старосте вашему наказал, чтобы чтили мою избранницу, берегли для меня.

В селение девушка вернулась сама не своя. Хоть и пообещал наведаться любый, а тоскливо на душе было. Сколько ждать-то его? Но она ждала, даже в лес не уходила, хотя и настала пора для охоты. Снег выпал, морозы несильные, но бодрящие, зверь в красивую шубу оделся — самое время на промысел выходить, бить соболя да белку, травить лису, поднимать 6apсукa. Раньше Малфутка на несколько седьмиц в чащу отправлялась и всегда охота ее была удачной. Теперь же сидела за прялкой у заиндевелого окошечка, сучила бесконечную нить да ткала холстины. Прежде на нее подобное занятие скуку да зевоту наводило, а мать Енея ругалась: и нить у дочери рвется то и дело, и полотно медленно складывается. А тут слова дурного не говорила. Наоборот, перед другими бабами похвалялась: вот послали боги доченьку ладненькую — самого посадника Киевского смогла завлечь. Малфутка, седьмая и младшая дочь Енеи, не походила на своих сестер — в мать русоволосых и синеглазых, крепеньких, будто репки. Енея считалась красавицей, смолоду мужиков к себе привлекала, да и сама любила их. Свою первую дочку она совсем юной после летних гуляний у воды родила, а от кого, и не ведала. Громодар-то дитя в род принял, да только поспешил выдать поскорее замуж прыткую девку за парня из соседнего селища. Браки между родовичами запрещались — сами волхвы следили за тем, чтобы родная кровь с родной не смешивалась и хилых от родни люди не производили, — то наказ самого Рода. Да только через три года Енея, овдовев, в родное селище вернулась, и с двумя малютками-дочерьми на руках. Дважды потом отдавал ее род на сторону, она рожала дочерей и возвращалась, и каждый раз муж ее гибнул от чего-то: то от хвори, то зверь на охоте задирал, то бревном приваливало. Так и осталась Енея в роду сосновичей, ибо поговаривали, что мужьям своим она только гибель несет. А уж когда Малфутку Енея родила… Опять же после летних гуляний, когда всяк всякого любит.