Виталий Башун - Его высочество господин целитель

– На-а-адо же!

Вот тут и пришлось проявить все свое коварство и любовь. Я припал к новенькому платью Свенты, умоляя о прощении и между делом расписывая тяготы и лишения, вызванные моей учебой. Был милостиво прощен… через некоторое, мучительно долгое, время, но с непременным условием озаботиться билетами на завтра. И не опаздывать! Последнее было сказано таким тоном, что я понял – даже в горах Лопера скрыться от гнева супруги мне не удастся.

На следующий день я решил все-таки постараться хорошенько отдохнуть, благо удалось договориться с Финь Ю о переносе времени занятия и его сокращении. Разве что на пару минут заехать к Лабриано – есть одна идейка насчет магического управления механикой дальнографа. Название «дальнописец» нам показалось не очень благозвучным, и мы его изменили на ныне существующее. Однако оно было пока условным, хоть конкурс объявляй на лучшее название этого устройства… Среди ксоровцев, ввиду секретности изобретения.

Лабриано на месте не оказалось.

– Он занят сложным пациентом, но скоро должен освободиться, – поведала мне помощница и открыла его кабинет, разрешив, как это уже частенько бывало, подождать прямо там.

Войдя, я первым делом направился к столику, где стоял один из дальнографов, изготовленных на мануфактуре Вассиана, и занялся изменением прежнего, неудачного, узора движителя.

Все-таки работать с неживыми объектами гораздо проще, чем с живыми существами. Сравнительно небольшое количество простейших структур в различных сочетаниях соединяются одним из возможных способов в блоки, из которых, как из кирпичей, строятся другие блоки, те, в свою очередь, объединяются в более крупные блоки – и так до конечного узора. Никто не ограничивает фантазию целителя в создании новых простейших узоров и блоков, но за многие годы накопилась столь обширная библиотека готовых элементов на все случаи жизни, что изобретать новые, как правило, не было необходимости… А мне вот пришлось. Конечно, основа у меня имелась. Существует множество узоров магических движителей, использующихся в промышленности, но все они оказались слишком примитивными и узкоспециализированными. Касалось это, в первую очередь, блоков управления. Мы перебрали множество вариантов, но ни один из них нас не удовлетворил.

Примерно через час работы, неоднократно переделывая уже почти законченный узор, ругаясь, вытирая ручьи трудового пота и начиная все заново, я добился того, чего хотел. Осталось провести испытания. Нарезанные и склеенные в ленту полоски бумаги закончились, поэтому пришлось заняться еще и этим творческим трудом. Наконец и это было сделано. Однако начинать испытания без учителя было бы невежливо, тем более что мой узор был новый, еще никем не опробованный, и Лабриано должен был хотя бы предварительно взглянуть на него.

Наставник устало вошел в кабинет, когда я уже подумывал ехать домой, боясь опоздать в театр. Свента, правда, тоже могла задержаться, но в последние дни это стало редкостью. На службе (в каком отделе и чем конкретно занимается, жена не говорила) ее особо не загружали.

Изложив Лабриано свою идею, я предложил перенести испытания на завтра, но учитель прямо на глазах ожил, кинулся к прибору и впился магическим взглядом в мое творение. Удовлетворенно и даже несколько удивленно хмыкнув, сказал, что ради такого дела, как испытание, он уже забыл про усталость и настаивает на его скорейшем проведении. Проворно схватив передатчик – связку кубиков с символами, учитель отошел в угол, хотя это было не обязательно, активировал узор и набрал довольно оригинальный текст: «Привет, мир!» Прибор никак не отреагировал на его манипуляции. Он снова активировал передатчик и заново набрал текст. Ничего. Повторив попытки еще несколько раз, он наконец сдался:

– Ничего не понимаю. Должно же работать… а не работает.

Мы оба подошли к дальнографу, еще раз тщательно проверили узор и ничего такого не нашли. Должно работать, но не хочет. Минут десять блок за блоком все перепроверяли – и опять безрезультатно. Вдруг Лабриано хлопнул себя по лбу:

– Милейший! А новый, заряженный источник-накопитель магии мы подсоединили?! Нет! Живо давай сюда кристалл!

Я кинулся к коробке с заготовками, схватил первый попавшийся, кое-как прикрепил его к прибору (надо будет подумать над специальным гнездом для источника) и затем подключил к основному узору. Лабриано вновь отошел в дальний угол, активировал узор и, не дыша, набрал эти бессмертные слова: «Привет, народ!» К нашему восторгу, дальнограф мягко застрекотал, исправно пропечатывая буквы на ленте. Мы, едва не расталкивая друг друга локтями, набросились на несчастный прибор, как голодная собака на мозговую косточку. Удивительно, но убыль магии в накопителе была практически незаметна. По нашим приблизительным подсчетам, одной зарядки должно хватить на печать от восьми до десяти тысяч символов. Естественно, что, забыв обо всем на свете, мы, как дети, стали развлекаться, передавая и передавая тексты с самым хитромудрым содержанием и из самых разных мест госпиталя. Даже на крышу с передатчиком забирались. Дальнограф работал надежно.

– Господин Филлиниан, вас там спрашивают, – прервала наши взрослые игры строгая помощница.

– А? Кто? – раздосадованный тем, что эксперимент прервали, несколько раздраженно спросил я.

– Я! Я спрашиваю! Ты, говорят, в театр со мной и Сеном собирался? – Зеленые молнии любимых глаз, кажется, прошибли мой лоб и совсем выжгли остатки мозгов.

– А… Свента… милая! Я… это… с учителем вот…

– Все, милейший, на сегодня хватит. Завтра идем к генералу – о встрече я договорюсь. Доложим о результатах. А сейчас ступай, драгоценнейший, тебя ждут, – засуетился вдруг учитель, мягко выталкивая меня из кабинета, – я сам еще немного поработаю и закончу. Всего вам… всем… всех… э-э-э… наилучших.

Свента развернулась и решительно пошла к выходу – я за ней.

– Времени мало, поэтому поедешь в чем есть, и пусть тебе будет стыдно. А я объясню собравшимся, что муженек вспоминает о своей жене только тогда, когда ему что-то от нее надо. В том числе может пригласить в театр и не прийти, потому что у него какой-то опыт интересный.

Действительно, времени на переодевание не было совершенно, а я щеголял в своей рабочей мантии – как был в больнице у Греллианы, так и поехал к Лабриано. Теперь вот в театр. А что сделаешь? Не поехать – еще хуже. Свенту пока рановато выводить из… слегка взволнованного состояния, поэтому приходится терпеть. Разумеется, если бы у нас были билеты на обычные, даже самые дешевые места, я бы ни за что не пошел в таком виде, но в ложе примы все было довольно демократично. В ней могли спокойно соседствовать маркиз, студент, офицер, кондитер, лекарь… Всех объединяло одно – дружба с певицей. Билеты для гостей были совершенно бесплатными и всего лишь свидетельствовали о нашем праве находиться в указанном месте. Тем не менее крайне редко, например, офицер мог позволить себе появиться в полевой форме. Разве что в самом крайнем случае.