Александр Прозоров - Властелин булата

– Сколько успели, столько успели, – подвел итог великий Сварог, придя вместе со своим помощником на берег очередным морозным утром. – Надо варить из того, что есть.

Впрочем, на этом подготовка не закончилась. Стекшую, но все равно влажную руду бог-технолог забраковал. Ведя войну за каждый градус, Матвей не хотел терять тепло домницы на выпаривание остатков воды. И потому повелел носить отлежавшуюся руду в Устюжну, выстилать ею очаги домов и хоромов и жечь костры, высушивая болотное сокровище перед плавкой.

Наверное, еще никогда в жизни в домах устюжан не было так тепло, как в этот чудесный месяц начала зимы. Боги повелели не жалеть дров – и даже сами взялись за их заготовку, рубя и снося к городу сухостой со всех лесов на два поприща окрест. А в хоромах великого Сварога стояла такая жара, что впору было ходить голышом.

Мудрый бог, проводящий у горна и наковальни большую часть своего времени, построил кузницу так, чтобы тепло сгорающего угля не пропадало зря. Волоконные оконца, прорубленные под высоким потолком мастерской, выпускали дым на улицу. А чистый и свежий, но хорошо нагретый воздух со среднего уровня уходил во дворец через широкие двери, распахнутые в ближнюю подклеть. Загородка, которую ставили осенью в проходе во двор, прорези имела снизу. Через них постоянно тянуло холодком, и теплу туда хода не имелось.

Само собой, бог-технолог не преминул воспользоваться просторным помещением с утоптанным до каменной твердости глиняным полом и уже готовыми дымоходами. Здесь постоянно горели сразу четыре костра, а почти полностью обнаженный великий Матвей бродил между ними и ворошил насыпанную на несколько жердяных помостов руду – равно как ту, что подстилала очаги.

Каждое утро боги собирали у смертных сухое рыжее крошево, перемешанное с угольками и золой, выносили на берег реки и высыпали на расчищенную там площадку, разравнивая слоями: полоска руды – полоска угля, полоска руды – полоска угля. А когда сырье заканчивалось – наращивали снаружи глиняную стенку. День за днем, рассвет за рассветом холмик рос – сперва всего на пару ладоней зараз, потом на три, а когда дело пошло к макушке и ширина прослоек заметно уменьшилась, то домница поднималась за сутки уже на шесть ладоней!

К тому времени, когда вся добытая и вылежавшаяся руда закончилась – криница поднялась на высоту почти в два человеческих роста. Снизу по кругу боги вставили в отверстия раструбы шести мехов. Всемогущий Матвей в последний раз обошел огромное сооружение, удовлетворенно кивнул, сходил в кузню, вернулся с полным горящих углей горшком, отсыпал понемногу в каждый раструб и дал отмашку:

– Качай!

Смертные надавили на рычаги, и плавка началась.

Первый час помощник Сварога просто ждал, пережевывая во рту сорванную травинку, потом обошел домницу, трогая стенки. Убедился, что она везде прогревается равномерно – и ушел к реке, сел там на охапку камышовых кисточек, оставшуюся после разделки стеблей на циновки. Рядом опустилась Заряна:

– Все хорошо, мой бог? Ты выглядишь тревожно.

– Пока ты рядом, я всегда буду счастлив, – ответил Матвей. – Ведь ты самая красивая, нежная и желанная из всех женщин земли. Я бы хотел подарить тебе букет, прекрасный, как ты сама, но глупые цветы в снегу почему-то не растут!

– Это я самая счастливая… – супруга улыбнулась, взяла его под локоть, прижалась к плечу.

Помощник Сварога поцеловал Заряну в висок и подумал, что предложенная Светланой технология отношений с женой действительно оптимальна. Главное – как, впрочем, и везде – не нарушать регламентных сроков профилактики и делать все на совесть. Баловать, хвалить, восхищаться.

Свою Заряну Матвей любил совершенно искренне и честно. Однако любить и уметь это выразить – две слишком большие разницы. Оживлять технику и ковать железо у бога-технолога получалось намного лучше.

Молодой человек обнял супругу, крепко поцеловал ее в губы и поднялся:

– Извини, моя единственная. Сейчас я могу думать только об одном.

Матвей снова обошел домницу, нежно оглаживая уже горячие стенки, отступил, нервно облизываясь. Там, внутри, сейчас вершилось чудо, которое поставит точку в почти полугодичном труде двух богов и нескольких смертных. Если что-то пойдет не так – изрядный кусок жизни, считай, сгинет коту под хвост.

Внезапно домница запела, сперва тихо, а затем перейдя в высокий равномерный гул, стала достаточно громко потрескивать. Матвей обежал ее и до крови прикусил губу, увидев несколько трещин.

Но что он мог теперь сделать? Руда и уголь загружены, пламя горит, обмазка закончена. Остается только надеяться на удачу и ждать. Ждать час, еще час, еще…

Между тем стенки печи уже дышали нестерпимым жаром. Смертные, собравшиеся посмотреть на работу богов, попятились, прикрывая лица руками. Трещин стало заметно больше, и многие изрядно разошлись, через них струился сизый дрожащий дымок. Но покамест это ни на что не влияло – домна гудела сытно и утробно, как совершенно довольный жизнью откормленный домашний кот.

– Пожалуй, пора, – решил великий Матвей, потер кончиками пальцев один о другой и наложил ладони на стенку домницы. Зажмурился: – Иллюзия… Это всего лишь иллюзия. Просто видение… Мираж…

Он толкнул руки вперед и проник ими сквозь глиняную обмазку, пропустил угольно-ржавое крошево между пальцев, крепко сжал в кулаках, выдавливая жидкое содержимое, хорошенько встряхнул, сбрасывая вниз алые капли, снова сжал, разворошил, тщательно перемешивая, встряхнул, устраивая внутри раскаленной плавильни настоящий дождь, ладонями согнал огненную жидкость к центру, взболтал в получившейся лужице угольную пыль – и резко отступил, выдернув руки наружу:

– Гаси домну! – скомандовал он орудующим мехами смертным. – Хорош качать, замазывайте дырки глиной! Свежий воздух внутри сейчас только во вред. Пусть железо остывает без окислителя.

Он проследил, чтобы помощники выполнили указание в точности, и кивнул:

– Все, отдыхайте. Разрешаю петь и веселиться. До завтра делать здесь совершенно нечего.

– Воля твоя, о великий… – поклонились потные, запыхавшиеся работники.

Матвей подошел к Заряне, оглаживая рукава сшитой ею куртки:

– Надо же, уцелели! Хотел снять перед работой, да забыл.

– Зачем снимать, мой бог? – удивилась женщина. – Зима на улице, снег, холодно.

– Там не холодно, – кивнул на домницу Матвей, оглянулся на печь и вдруг спросил: – Скажи, а что ты видела, Заряна? Ну, пока я был там?

– Ты подошел к печи… Прижался к ней всем телом и замер. Долго-долго стоял. Слушал. Потом отступил и велел заделывать.