Артем Каменистый - Самый страшный зверь

Кериты больше нет и не будет, а ее убийцы сейчас хозяйничают в Хеннигвиле, с хохотом продолжая убивать его соседей…

Осознав это, Дирт в один миг превратился в сгусток чистого бешенства. В памяти мгновенно всплыли рожи убийц, их хохот и крики: «Беги! Беги давай! Беги!»

Уложив Кериту на землю, он выскочил из ямы, помчался было вниз, чтобы там, на краю обрыва, начать опустошать колчан, одновременно в ярости выкрикивая слова, за которые даже взрослые мужчины могли схлопотать черпаком по голове от неугомонных старух, следящих за всем на свете, в том числе и за чистотой языков.

Но остановился, не успев сделать и шагу.

Замшелый камень, один из многих, усеивавших склон, медленно поднимался над землей. Выглядело это так дико, что Дирт замер и даже дышать боялся, глядя на это чудо. Зависнув на высоте человеческого роста, булыжник начал разворачиваться вокруг своей оси, продемонстрировав вырезанный на боку хорошо знакомый знак, — глаз, вписанный в треугольник.

А затем от взбесившегося камня в разные стороны протянулись дюжины две тончайших, еле слышно жужжащих молний. Ударяя по близлежащим булыжникам, они заставляли их выворачиваться, взмывать над землей, медленно подниматься, кружась хороводом вокруг первого камня, отмеченного черным резцом лэрда Далсера.

Дирт, заметив тот самый знак на «главном камне», обернулся и увидел неподалеку такую же картину, а затем еще и еще.

Это происходило по всему склону. Помеченные камни, которые лэрд Далсер годами устанавливал вокруг селения, начали двигаться, вовлекая в процесс валуны, к которым он даже не прикасался.

Лэрд скупо делился своими тайнами, но один из разговоров Дирт помнил:

— Зачем мы таскаем эти камни, да еще в такую погоду?

— Гроза, Дирт, гроза приближается. Новорожденные впитают ее силу — им не помешает лишний глоток энергии.

— А зачем камням сила?

— Это не просто камни, это часть целого.

— Какого такого целого?

— Всему свое время.

Дирт вздохнул:

— Я мокну под дождем, сам не зная ради чего.

— Узнаешь. Придет время, и узнаешь.

— И когда оно придет?

— Если увидишь, что эти камни начали летать, беги что есть духу прочь от Хеннигвиля и не показывайся там, пока они не упадут.

— И что это будет означать? Зачем им летать и падать?

— Это будет означать, что Хеннигвиль мертв. И я скорее всего тоже.

Лэрд Далсер был странным и не всегда приятным человеком, но в числе его недостатков не числилась лживость. И он учил Дирта никогда не врать, а если неугодную правду невозможно скрыть, подавать ее таким образом, чтобы она казалась неочевидной.

Но с этим как раз все ясно, раз камни взлетели, надо бежать.

Вновь забросив лук за спину, он спрыгнул в яму. Странно, но мертвая Керита казалась гораздо тяжелее, чем живая. Однако у него не возникло даже мысли ее оставить.

Каждый день лэрд Далсер изготавливал один камень, год за годом, без перерывов. Около двух-трех недель камню предстояло лежать на полке в сарае, поставленном на краю берегового утеса специально для этой цели. Там не росла трава, не было ни горсти земли, и на твердом граните легко было вырезать нужные символы и линии структур магического контура, собирающего силу во время бурь и гроз, а также от невидимого глазу эфирного мира, сосуществующего с тем, в котором живут люди.

«Созревшие» камни лэрд в одиночку или с помощью Дирта расставлял по округе в определенной последовательности, годами создавая затейливый узор.

Постепенно окрестности Хеннигвиля превратились в амулет с несложной структурой третьего уровня, питаемый весенними и летними грозами — молнии в эту пору не редкость. Этого хватало, чтобы сохранять работоспособность весь год. Хотя, если говорить откровенно, несмотря на ряд изобретений, сделанных при создании магического контура, стабильность его падала со временем, и поправить это можно было ценой больших усилий. Двадцать шесть лет — дольше он продержаться не мог.

Но лэрда Далсера вполне устраивал этот срок.

Побочным эффектом являлось то, что даже самый сильный маг не мог с ходу распознать, что местность является амулетом, сказывались невероятный масштаб и слабая концентрация энергии, распределенной по широкой площади.

Тысячи испещренных рунами камней взмыли одновременно. Каждый из них увлек за собой несколько десятков соседних, не отмеченных магическими символами. Такая связь не могла держаться долее минуты-другой, но этого и не требовалось.

Около трехсот тысяч камней, каждый из которых размерами не уступал голове взрослого человека, поднимались все выше и выше, стягиваясь к Хеннигвилю. Небо над селением потемнело, но мало кто обратил на это внимание, ведь день был облачным. Даже из самых наблюдательных никто и помыслить не смог, в чем дело. К тому времени расстояние не позволяло разглядеть отдельные булыжники, они образовали почти идеальный круг сотканный из едва заметной серой пелены, похожей на кусок дорогой полупрозрачной ткани, из которой шьют белье для любвеобильных дамочек при деньгах или богатых любовниках. Центр этого круга, располагавшийся над домом лэрда, был куда темнее, потому что именно здесь плотность облака была максимальной.

Камни остановились на высоте, где даже самые сильные птицы не отваживаются появляться, повисели там несколько мгновений, а затем сила, их удерживающая, иссякла, контур выдохся, досуха исчерпав годами копившиеся запасы.

И камни полетели вниз.

Тело, падающее под действием силы тяжести, двигается с постоянным ускорением. С каждым мгновением скорость возрастает, и противится этому лишь сопротивление воздуха, который тормозит трением. С плотными телами, такими, как используемые лэрдом камни, его действие менее заметно.

Непрерывно разгоняясь, булыжники достигли поверхности земли на скоростях, при которых ни крыша дома, ни палуба корабля не могли их остановить.

А уж человеческое тело и подавно.

Глава 10

Мексароша трясло. Сжимая висевший на шее амулет обеими руками, он до спазма лицевых мышц зажмурил слезящиеся глаза. Голова мгновенно стала мокрой от пота, из носа потянулись кровавые струйки. На улице грохотало, кто-то орал нечеловеческим голосом, но он ничего этого не слышал, все силы уходили на то, чтобы удерживать себя и круг неизвестного радиуса, в котором, возможно, уцелеет хоть кто-нибудь.

Или что-нибудь…

В его силах было сделать этот круг шире, но Мексарош не стал рисковать. Далсер, будь он трижды проклят, слишком изощрен во всем, что касается разных пакостей. На редкость хитрая сволочь, всей своей жизнью это доказал. Такого ни в коем случае не стоит недооценивать. По-хорошему, столкнувшись с его очередной смертоносной ловушкой, не надо вообще заботиться ни о ком, кроме себя, но это будет неправильно. И причиной тому вовсе не соображения морали, уж о ней-то следует думать в самую последнюю очередь.