Юрий Никитин - Истребивший магию

Они не прошли и пары сот шагов, темные и пугающие в ночи деревья расступились, открывая залитую лунным светом полянку. В самой середке расположился аккуратный домик из свежеоструганных бревен, картинно красивый, гордо приподнятый на высоком фундаменте, вокруг земля выложена толстыми плитами из темного камня.

В окнах темно, что и понятно, полночь, однако Олег взошел на крыльцо уверенно, сразу пинком отправил долой толстый кол, подпирающий двери. Барвинок хотела спросить, можно ли так в чужой дом, но волхв щупал веревку, ею замотана щеколда, рванул, натужно заскрипело, дверь распахнулась.

– Заходи! – сказал он бодро.

Она в испуге отступила на шаг.

– Там темно! Уверен, что хозяин там не спит?

– Дверь была подперта снаружи, – напомнил он. – Да и не будет здесь хозяина. Это его первые попытки…

Не закончив, сам шагнул в темноту, и почти сразу там вспыхнули свечи. Она подивилась, как быстро он их отыскал и зажег, с сильнейшим биением сердца переступила порог этого странного домика.

Комната просторная и удивительно чистая, даже опрятная. Что удивило ее сразу же – огромный стол из красного дуба, в этих краях такие деревья не растут, вокруг семь искусно сделанных кресел, высокие резные спинки, много накладок из серебра и, как ей показалось, даже из золота. На столе кувшин, две богато украшенные чаши, пустые тарелки, тоже слишком вычурные и дорогие для лесного домика, сложный подсвечник с множеством рожков.

– Что за чудо в лесу… – прошептала она.

Он с тяжелым вздохом снял перевязь с луком и повесил на крюк в стене, поставил в угол посох. Она от порога все еще осматривалась, осторожная, как мышь в чужом доме, а он опустился в ближайшее кресло, лицо мрачное, в глазах глубокое раздумье. Не глядя, цапнул кувшин и плеснул в чашу себе, потом налил этой светло-коричневой жидкости и ей, не то вина, не то травяного настоя, судя по сильному аромату, а в конце долил себе почти до краешка.

– Ты права, – обронил он. – Найдя магическую воду, первым делом создал вот это… ну, домик, мебель… Но тут же спохватился, совестливый наш, что вроде бы нехорошо хапать все самому, вернулся в село и начал там людей мучить…

Она смотрела, как он поднес чашу к губам и осушил с такой скоростью, словно три дня шел по жаркой пустыне.

– Ты о ком?

– О Кривом Корне, конечно… Вот уж прозвище точно прилеплено.

– Почему мучить? – перепросила она с возмущением. – Разве он людей мучил?

– Именно, – подтвердил он. – Не только заставил их работать, что вообще-то хорошо, но велел им быть счастливыми! Это хуже, чем на каторге в каменоломне. Ты пей, это травяной чай.

Она заколебалась, у волхва слишком уверенный вид и твердый голос, в таких случаях возражается само собой, чтоб не задавался, но смирила бунтарство, села напротив и сказала рассудительно:

– Он хороший человек!

– Хороший, – согласился Олег.

– Так в чем его вина?

– Что дурак, – сообщил он мрачно.

Она не успела возразить, донесся приглушенный гул, сперва ей показалось, что далеко-далеко идет мимо гроза, однако на столе задребезжала посуда, а подсвечник закачался. Олег, даже не послюнив пальцы, взялся за фитиль ближайшей свечи, та тут же погасла, со вздохом поднялся и прошелся вдоль стен, погружая комнату в полутьму.

Гореть осталась одна последняя у входа, Барвинок следила за ним удивленными глазами.

– Ты чего? – спросила она встревоженно.

– Чтоб пожара не было, – сообщил он буднично. – Люблю на огонь смотреть, но поджигать – нехорошо.

– Кто бы говорил, – сказала она саркастически.

– А что?

– Мне кажется, ты просто обожаешь ломать и рушить. Значит, и поджигать любишь.

– Я и ломать не люблю, – сказал он, – ладно, пора уходить и отсюда. А я только собирался перевести дух…

– Почему уходить? – вскричала она. – Зачем уходить? Подумаешь, где-то гроза… Пусть даже подземная!

– Боюсь, – сказал он совсем небоязливым голосом, – это не совсем гроза. Лучше уйти. Безопаснее.

Посуда подрагивала все сильнее. Кувшин, покачиваясь, придвинулся к краю стола. Барвинок не успела указать на него волхву, как кувшин свалился. Этот гад не смотрел в ту сторону, но рука моментально сдвинулась, пальцы ловко ухватили за горлышко и водрузили кувшин на место.

Тот упрямо пополз снова к краю, но Олег уже поднялся и начал собирать на себя перевязь, лук, колчан со стрелами, взял в руки посох.

Барвинок в недоумении озиралась по сторонам.

– Ты можешь сказать, что тебя так страшит?

– Гости, – ответил он лаконично.

– Мы тоже гости!

– Мы хорошие, – сообщил он. Посмотрел на нее и уточнил: – По крайней мере, я.

Она бросила сердито:

– Ну, спасибо!.. Я не думала, что ты такой трус!

– Зря, – обронил он непонятно. – Впрочем, я уже не трус, а предусмотрительный. Весьма. И осторожный, конечно. Так что не копайся, уходим.

Назло ему она нарочито долго допивала настой из трав, жалуясь, что слишком горький. Олег уже стоял у порога и прислушивался к тому, что происходит за дверью.

– Ладно-ладно, – крикнула она. – Дай пару минут, я все-таки соберу свои вещи!

– Какие?

– Ну… сама соберусь.

Оставив на столе немытую посуду, что вообще-то непорядок, хотя бы сполоснуть, она кое-как поднялась, пожаловалась, что устала, и вообще-то сейчас ночь, если он уже забыл, в это время все люди спят…

Пара минут превратились в двадцать, Олег все тревожнее зыркал по сторонам, наконец она сказала:

– Вроде бы ничего не забыла. Пойдем…

Жуткий грохот заглушил ее слова. Пол под ними качнулся. Под столом, за которым только что мирно пили настой, прочный дубовый пол вздыбился, дерево затрещало, стреляя в потолок мелкими злыми щепками. Следом выбросило наверх сухие и почему-то дымящиеся комья земли.

Барвинок вскрикнула:

– Что это?

Из дыры в земле поднялась массивная фигура закованного в стальные латы плотного человека с узкой клиновидной головой в металлическом шлеме. В следующее мгновение Барвинок с ужасом поняла, что никакие не латы, это твердая, как у жуков, кожа. Голова, спина и даже живот – в плотном хитиновом панцире.

Земля еще осыпалась с гладкого тела, а человекозверь быстро подошел к столу, осмотрел посуду, столешницу, затем подбежал к стене и потрогал глиняные миски на полке. Барвинок с ужасом видела, как странное существо, все еще не видя их, принюхивается, ощупывает посуду.

– Отходим, – прошептал Олег. – Тихо-тихо.

– Прости, – сказала она тихонько, – это я прокопалась…

– Ладно, в другой раз будешь… осторожнее.

Она отступала, не отрывая от чудовища испуганного взгляда. Олег неслышно вышел в сени, придержал створку для Барвинок. Пятясь, она споткнулась о порог. Олег моментально выбросил вперед пятерню и подхватил падающую, но Барвинок от неожиданности громко вскрикнула.