Ольга-чаровница и змиев сын (СИ) - Кузнецова Светлана Алексеевна
— Конечно, проложил. Связь эта по дворцу твоему теперь прогуливается. Повезет, хозяйкой здесь станет, но и край свой не забудет.
Горан вздохнул.
— Неужто, не сговорились? — удивился Кощей.
— На отобранные у меня шесть лет, не дольше!
— А… — Кощей махнул рукой. — Это понятно. Чай не дуреха у оконца тебе досталась, только и ждущая, чтобы какой молодец до нее доскакал да умыкнул. Сама себе на уме девица. Тем и ценна. Она еще себя покажет, помянешь не раз мои слова.
— Не сомневаюсь, — проворчал Горан, но отнюдь не по этому поводу.
Подумал он о другом: сложно было не заслушаться, когда говорил сам Кощей, нужно обладать поистине железной волей (или головой чугунной с детства выдолбленной в ней блажью относительно добра и зла), чтобы не влюбиться в звучание голоса и не пойти за ним, отдавая всего себя. По эту сторону врат, царь часто развлекался, с завидным постоянством ловя человеческих чаровников. Он вообще питал к людям слабость, кажется, искренне восхищаясь ими. Да и чего далеко ходить: Ворон его — ученик, помощник, оборотень, сам чародей не из последних — человеческого рода княжеского. А если и Ольгу переманит?
Горан не уловил момент, когда меняться начал: чешуя сквозь кожу заблестела, побелели зрачки, а пар приобрел опасный синеватый оттенок. Горан в который раз порадовался тому, что Ольга им не помешает. Впрочем, если Кощей имел на нее планы, это продолжится недолго.
— Сложно говорить о времени, когда привык все мерить Вечностью, — заметил Кощей, говоря словно сам с собой.
Горан промолчал.
— Не стоит опасаться, — словно отвечая на его мысли, произнес Кощей. — Ты, конечно же, все еще устраиваешь меня в роли хранителя, однако и не столь интересен, как существа по ту сторону. Я вовсе не заинтересован в их гибели и поголовном переселении в мое царство. Это неинтересно, по меньшей мере. Ко мне попадали и попадают лучшие, но для того, чтобы человек стал этим лучшим, он должен прожить долгую жизнь, а не быть сожранным кровожадной тварью, с которой, увы, не сможет справиться. Больше никаких войн с людьми. Ты понял?
Горан почтительно склонил голову. Собственно, ответить ему было совершенно нечего. Да и Ольге он обещал схожее.
«Ольга…» — Горан с досадой скрипнул зубами: чаровница не шла из головы ни на мгновение.
— Я пришел, во-первых, предупредить, поскольку ждет тебя сражение; во-вторых, узнать обо всем из первых уст, — красноречиво не замечая его взъерошенного вида, произнес Кощей. — Вы, змии, сплетники почище человеческих кумушек. Признаться, каких только слухов не ходит о тебе… — он не договорил, но Горан так вцепился в подлокотники кресла, что оставил на них глубокие борозды от отросших когтей.
Кощей рассмеялся: задорно, весело, заставляя, если не расхохотаться тоже, то хотя бы улыбнуться.
Горан скрипнул зубами.
— Иные утверждают, что ты сам поддался и позволил скрутить себя заклятием.
Горан не сумел сдержаться: глаза вспыхнули опасным золотистым огнем. Чары на миг рассеялись, и мужчина, сидящий напротив — на удивление человечный, слегка усталый, с черными, будто мгла меж звездами, волосами, припорошенными серебром, и ясным пронзительным взглядом — стал виден целиком, как есть, без морока красоты и обаяния. Горан тотчас зажмурился, но собеседник и не подумал гневаться, лишь расхохотался еще громче.
— Помнится, совсем недавно ты не был столь забавен! Напыщенный сухарь, глыба, время от времени плюющаяся пламенем! Надо бы навещать тебя почаще, — произнес Кощей с такой неподражаемой ядовитостью в голосе и обещанием скорой встречи, что по позвоночнику пополз холодок.
— Не надо! — вырвалось помимо желания.
Раньше Горан никогда не произнес бы так. И не одной лишь почтительности ради, поскольку царь Кощей всегда гость интересный. Он ведь в образе мирового змея яйцо охранял, из которого триединый мир вылупился. А яйцо Род в образе утицы снес, и отбыл восвояси, чтобы вернуться уже после. И кому ж как не Кощею тайны мироздания знать и постигать. Кому как не ему ведом и сам океан, которому ни конца нет ни края. Да и если охранял, то имелось от кого. А потому порассказать Кощей мог многое, а слушать его всегда было приятно и поучительно.
Но Ольга! Как с нею быть?
— Ревнивец! — покачал головой Кощей.
Горан опустил взгляд. Только потому когти на руках и заметил.
— Ох, жди гостей. Для неразумных чудищ ты теперь кусок лакомый, как и врата, и люди за ними.
— Жду и встречу, — буркнул Горан, нахмурившись.
— Чуда-юда неразумные, беззаконные оттого и лезут к людям, как мары да моры, известные слуги Моревны: не столько горячей крови желая, сколько чувств обжигающих. До тебя всяко добраться проще.
— Им же хуже, — прорычал Горан.
— В чувствах силы таятся, способные землю с небом местами перевернуть, через себя перешагнуть, — продолжил Кощей, чуть печально, — но и многие слабости.
Горан кивнул и уж точно не ожидал того, что Кощей молвит:
— Поберегись сам. И ее от себя побереги тоже.
Горан встал слишком резко — кресло отъехало к стене, ножки прочертили борозды по полу, издав отвратительный скрип.
«А пол каменный», — походя подумал Горан.
— Сядь, — приказал Кощей, даже голоса не возвысив, но Горан не посмел ослушаться: прошелся к креслу, поднял и уселся в него, скрестив на груди руки.
Кощей пальцем повел — подплыло кресло к столу и встало на прежнем месте.
— Позови, — велел он, и на миг стало темно, словно в подземной пещере, куда испокон века не проникало ни лучика света.
— Моя гостья, — слова Горан выделил особо, — отдыхает в столь поздний час, и я не смею будить ее.
— Не пленница … — отметил Кощей. — Неужели ты в коем-то веке проявил мудрость?
Горан вопросительно приподнял брови.
— Люди, — ответил Кощей так, словно это все объясняло, — а чаровники — особенно, недаром верят в сказку о свободе воли. Она у них действительно есть. Вернее, они выдумали ее, потом искренне поверили, а затем и действительно обрели.
Горан повел плечом.
— Не сказал бы. Я бывал по ту сторону врат и скажу с полной уверенностью: нет существ, настолько готовых низвергать себя и других до уровня скотов, нежели люди. Именно люди выдумали рабство и неравенство, основанное на отличии одних от других. Причем отличия они готовы видеть во всем: рыж кто-то или черен, курнос или носат, худ или толст, богат или беден, приносит дары Велесу али Перуну …
— Велесу — мудрее, — с задумчивой улыбкой проронил Кощей, — хозяин путей, ко всем вратам ключик имеет.
— Да не о том я! — рявкнул Горан с досадой.
— Верно, не о том, — согласился Кощей. — Однако не думал ли ты, будто это не что иное, как проявление их свободы?
— Свобода стать рабом?!
— Почему нет? Это же так весело: упасть на самое дно, а затем вновь карабкаться наверх.
И не сказать, будто Кощей не ведал в том толка. Его самого пленяли столько раз, что уж и не упомнить. С той же Моревной такой клубок свился — никому уж не распутать.
— По-моему, к подобному времяпрепровождению больше подходит чужестранное и дюже странное к тому же слово «извращение» или «изуверство», коли по-нашему, — заметил Горан.
— Кому как, — сказал Кощей и пожал плечами.
— Потому ты с ними и возишься! — догадался Горан. — Сам такой же!
Подумалось, собеседника он все же разозлит. И если раньше Горана скорее ужаснула бы сама мысль об этом, то теперь ему просто стало интересно вывести-таки из себя самого Кощея, старшего бога, одного из четверых, повелителя Нави…
— Но и ты теперь не слишком далеко ушел, — с легкой улыбкой и совсем не сердясь, сказал Кощей и прищурившись повторил: — Все-таки гостья?
— Гостья, — с горькой обреченностью в голосе подтвердил Горан, зная, что обязательно пожалеет о сказанном.
— Значит, она свободна уйти в любой момент?
— А вот это вряд ли! Договор!
— Я задолжала шесть лет жизни, — Ольга возникла словно из ниоткуда. Дверь точно не открывалась. Во всем черном (как специально вырядилась!) она казалась верной слугой тьмы, окутывавшей Кощея и основательно расположившейся в зале, едва не мурлыкавшей от удовольствия.
