Вампирея капитана Блада - Андрей Олегович Белянин
Зато его щёгольское беспутство и смазливая внешность привлекали к нему тупеньких женщин из самых различных слоёв общества. Он напропалую хвастался своими успехами у «второй половины человеческого рода» и, надо отдать должное, имел для этого серьёзные основания.
Увы, девушки из высшего общества обожают влюбляться в плохих мальчиков.
Типа: «Я его перевоспитаю, он будет хорошим, папамама, не мешайте, у нас любофф!»
Бродили настырные слухи, что даже дочь самого губернатора, мадемуазель д’Ожерон, недавно переехавшая с младшим братом к отцу, уже успела пасть очередной жертвой его преступного обаяния, после чего Левасер имел наглость просить у д’Ожерона её руки. Единственное, чем мог ответить вампир-губернатор на столь «лестное» предложение стать тестем распутного бандита, так это указать ему на дверь, что он и сделал. Причём не просто, а от всей души, с наслаждением добавив французу крепкого пинка под зад!
Левасер после до-о-лго-го перелёта в ярости удалился, прилюдно поклявшись всеми кознями дьявола, что он всё равно женится на дочери губернатора, невзирая на сопротивление всех отцов в мире, а д’Ожерон будет ногти на ногах грызть, горько сожалея, что так страшно оскорбил нежный филей будущего зятя.
Несколько лет назад тот же Левасер плавал в одной команде с жестоким чудовищем – пиратом Л’Оллонэ, которого побаивались даже вампиры, и своими последующими «подвигами» доказал, что не зря провёл время в его кровавой «школе».
О тайных перуанских извращениях и БДСМ-игрищах развратного француза в перьях ходили самые невероятные сплетни, и среди всего берегового братства вряд ли нашёлся бы больший негодяй, нежели Левасер, однако…
Однако капитан Блад, интуитивно чувствуя отвращение к подозрительному авантюристу, всё же не мог отрицать, что его взгляды на пиратские набеги отличаются смелостью и изобретательностью. Так что, возможно, совместно с ним можно было бы провернуть куда более серьёзные операции, чем те, которые были под силу каждому из них в отдельности.
Левасер крайне нуждался в пушках «Арабеллы», поэтому с ходу выложил план нападения на богатый город Маракайбо, лежавший вдали от морского берега. Для этого набега требовалось не менее шестисот человек, а их, конечно, нельзя было перевезти на двух имевшихся сейчас у них кораблях. Блад понимал, что без двух-трёх предварительных рейдов с целью экспроприации у испанцев недостающих судов ничего путного не получится.
Повторимся: хотя сам Левасер откровенно не понравился Бладу, но он согласился взять тайм-аут и хотя бы обдумать его предложения. Но по факту это Хагторп и Волверстон, не разделявшие личной неприязни Блада к беспутному французу, сумели продавить его, и в конце концов капитаны заключили договор, подписанный не только ими, но, как это было принято (для полной солидности), ещё и выборными представителями обеих команд.
Договор, между прочим, предусматривал, что все трофеи, захваченные каждым судном, даже в том случае, если они будут действовать не в совместном бою, а вдали друг от друга, должны строго учитываться: корабль оставлял себе три пятых захваченных трофеев, а две пятых обязан был в любом случае передать другому союзнику. Все эти доли следовало честно делить между командами. В остальном пункты договора не слишком уж отличались от обычных, включая и пункт, по которому всякий член команды, признанный виновным в краже или укрытии любой части трофейного имущества, даже если это всего лишь монетка в одно песо, должен был быть немедленно повешен за ногу на рее. По традиционным пиратским «понятиям» такие вещи были совершенно недопустимы!
Закончив предварительные переговоры и тяп-ляп оформив все бумаги у вампирского нотариата, корсары начали спешно готовиться к выходу в море. Но уже в канун самого отплытия Левасер чудом не был застрелен охраной, когда брякнулся на голову при попытке перелезть через высокую стену губернаторского сада, для того чтобы нежнейшим образом распрощаться с влюблённой в него по уши (как он уверял) мадемуазель д’Ожерон.
Ему не удалось даже одним глазом повидать её, так как по приказу бдительного папочки стражники, сидевшие в засаде среди густых душистых кустарников, стреляли на любой шорох. Левасер позорно удалился, оставив простреленную шляпу и крича, что любыми путями всё равно добьётся своего. Тогда мало кто знал, что его слова не были пустым бахвальством…
…В эту же ночь Левасер встречал Питера Блада на борту своего корабля, названного с характерным французским фанфаронством «Ла Фудр», что в переводе означает «быстрый как молния». Капитан «Арабеллы» собирался уточнить кое-какие детали совместного плавания, в том числе и договорённость о том, что если в море им придётся разделиться, то они обязаны как можно скорее встретиться на той же Тортуге.
Закончив недолгое совещание, Левасер угостил своего «адмирала» поздним ужином или ранним завтраком, после чего они подняли бокалы за успех экспедиции. Затем Левасер в какие-то полчаса успешно накидался в дрова, почти до потери сознания. Впрочем, как и каждый вечер. Это чисто французская традиция, вспомнить хоть того же Атоса…
Почти трезвый, а потому злой Питер Блад вернулся на свой корабль, красный фальшборт которого и позолоченные амбразуры сверкали янтарём в лучах восходящего солнца. На душе у него было неспокойно. Питер слишком хорошо разбирался в людях, и неприятное впечатление, произведённое на него мерзким Левасером, всё увеличивалось и крепло.
– Укуси вас вампир, морские бродяги! Вот уболтали же вы меня заключить этот проклятый договор, – прямым текстом высказался он одноглазому Волверстону, встретившему его на борту «Арабеллы». – И что мне теперь делать с этим вечно пьяным уродцем?
Но могучий гигант, насмешливо прищурив свой единственный глаз, улыбнулся, выдвинув вперёд массивную челюсть, о которую сломал кулак не один профессиональный боксёр:
– Мы мигом свернём шейку бедра этому французскому псу, как только он попытается нас предать.
– Если только успеем вовремя сделать это, – помотав головой, вздохнул Блад и, уходя в свою каюту, добавил: – Утром, с началом отлива, мы выходим в море. И храни нас корсарский бог…
Глава 14
Двенадцать «подвигов» Левасера
…Меж тем на рассвете, примерно за час до отплытия, к «Ла Фудру» подошла маленькая туземная лодчонка. В ней сидел старый мулат в коротких звёздно-полосатых штанах. Вскарабкавшись на борт, он передал Левасеру сложенный в несколько раз грязный клочок бумаги.
Корсар развернул измятую записку с неровными прыгающими строчками и разводами от горьких слёз, написанную рукой дочери губернатора:
О, мой возлюбленный! Меня доставили на голландский бриг[33] «Джонгроув».
Он скоро выйдет в море. Мой жестокий отец-тиран, или даже тиранозавр, решил разлучить нас на веки вечные и под опекой моего младшего блондина братца отправляет меня в дикую Европу. Умоляю вас о спасении! Освободите же меня, мой страстно любимый герой!
Покинутая богом, брошенная вами, но горячо
