Рождение новой расы (СИ) - Дувакин Олег

Еще раз взглянув на совсем слабое пламя костра, Моран осознал, что уже не стремится к нему как к некому островку безопасности. Многим жителям Грейстока мужчина желал смерти, но были и те, которых он обязан защитить. Стоять столбом и ждать рассвета непозволительно. Но для начала он решил убедиться, на месте ли дриада.

***

Стигга увидел ее издалека. Кайли сопровождали три суки. Пепельная и Замарашка шли впереди, дриада следовала за ними, постоянно останавливаясь и оглядываясь назад. Но когда встречалась глазами с Альфой, опускала их и покорно шла вперед. Кайли не была для собак пленницей, но и шла явно не по своей воле.

— Я боялся, что в последний момент ты передумаешь и не захочешь явиться сюда, — Стигга поднялся на ноги, опираясь на копье, когда процессия приблизилась.

— А разве у меня остался выбор, зеленокожий? — Кайли старалась не смотреть на человеческую голову, что лежала у ног орка. Правда, в эти волчьи глаза ей тоже заглядывать не хотелось.

Орк недовольно нахмурил брови. Такое обращение от дриады показалось ему как минимум нелепым.

— Твоя кожа ненамного бледнее моей, женщина с копытами.

Кайли не выдержала прямого взгляда и отвела глаза в сторону. Еще ни один мужчина так не смотрел на нее. Всегда присутствовала доля вожделения. Даже сатирам, среди которых она прожила десятилетия, ее красота не приелась. Стигге же было плевать и на формы, и на милое личико. От такого безразличия впервые за очень долгое время захотелось прикрыть руками грудь и скрестить ноги.

Из покрывала волос дриады высунул голову бельчонок. Он разглядывал Стиггу с присущим всем белкам любопытством. Составив свое мнение, перебирая лапками, он уткнулся мордочкой в ухо девушки и что-то пропищал на своем зверином, от чего дриада улыбнулась.

— Бельчонку будет полезно знать, что я очень хорошо лазаю по деревьям и, если надо, смогу просунуть руку в дупло, — раздраженно проговорил Стигга

Улыбку медленно сползла с губ дриады, а пушистый зверек поспешил спрятаться обратно в волосах.

— Ты знаешь и слышишь шепот? — удивленно спросила она.

— Я знаю как минимум три языка, — хмурый орк показал дриаде три пальца. Нужно давно привыкнуть, что все считают его тупее, чем он есть на самом деле. Почти всегда чужая недальновидность играла ему на руку. Но, как и раньше, это было почти по-детски обидно.

***

Сердце Родзу билось чуть быстрее, чем следовало. Да, это всего лишь игра, но горечь поражения била очень по-взрослому. Сейчас юный орк попал в очень непростую ситуацию. Следить за двумя направлениями, по каждому из которых кто-то пришел по его душу. Но если сорваться с места, тогда он рисковал стать легкой мишенью сразу для обоих.

Хруст веток становился все ближе. Скорее всего, это был Смаки. Следопыт из него выйдет откровенно никакой. Ему камнями башенки сшибать бы или в «точильный камень» играть. Там его превосходство в физической силе будет незаменимо. Но охота на охотников — эта игра Родзу. И, чтобы безоговорочно считаться лучшим, он обязан победить в последний раз.

Если звуки, раздающиеся с северо-востока, становились все отчетливее, то тот, кто приближался с запада, наоборот, затаился. Скорее всего, это Лоти или Стигга. Оба они хитрые, как лисицы, только у Стигги куда более упертый и мстительный нрав. Лучше бы там был Лоти…

Шум становился все ближе. Еще немного и Смаки покажет себя. И вот сейчас, когда Родзу сжал деревянный нож и приготовился к атаке, со стороны высокой сосны раздался голос Стигги:

— Я вижу Родзу. Он сейчас переводит дыхание у трех пней!

Значит, Стиггу кто-то убил почти в самом начале. Но зачем он кричит это? Так нагло и неприкрыто врет. У трех пней никого быть не может, все собрались здесь. Кроме Эрхоса. Но перепутать их двоих даже на таком расстоянии сложно.

Сразу же за Стиггой повторил Гокхэйр:

— Давай, Смаки. Он еле дышит, уже совсем выбился из сил!

И почти сразу же ему вторил Эрхос:

— Смаки, если ты не поспешишь, Лоти убьет нашего чемпиона вместо тебя!

Неужели и Эрхоса тоже убили? Тогда эта игра должна стать самой короткой. И хотя Родзу не мог понять, для чего трое орков во главе с его главным ненавистником это делают, но был счастлив от того, что судьба оказалась к нему настолько благосклонной. Смаки отреагировал на зов почти сразу, сменив направление, а затем юный орк услышал, как и Лоти слишком быстро и не осмотрительно отдаляется от него. Оба орчонка из охотников тут же превратились в идеальных жертв.

***

Для мага очень важно быть всегда собранным и отдохнувшим. Именно поэтому Гермесей ложился спать раньше, чем кто-либо в Грейстоке. Давно миновали те дни, когда он проводил бессонные ночи в библиотеке за изучением магических потоков. Тогда еще, преисполненный юношеского максимализма, он был полон желаний и стремлений. Управление водной стихией давалось ему относительно легко. И такой выбор сразу же определил дальнейшую судьбу.

Почти всех магов воды забирали на службу на флот Кирсхена.

Магам подвластно управление стихией, но ни один из них не может материализовать стихию из ничего. Если хочешь расколоть землю, то лучше касаться ногами почвы. Породить торнадо гораздо легче в ветреную погоду, чем в штиль. А обрушить на врага огненный хаос лучше в окружении сотни свечей или факелов.

Именно поэтому маги воды наиболее эффективны на борту корабля, окруженные своей стихией на много миль вокруг.

Сначала все шло гладко. Гермесей достигал первых успехов. Но его учителя были весьма скупы на похвалу. Они прекрасно знали, что морская качка отсеяла от службы на флоте очень много талантливых и перспективных.

Вместо того, чтобы стать уважаемым членом команды, он превратился в посмешище. Он пытался смотреть на горизонт, сосать щепки и поймать «ритм корабля». Все оказалось напрасно. По возвращении в родной порт больше на борт Гермесей уже не поднялся.

У него оставалось еще много дорог, где он мог бы применить таланты. Но если с флотом против него восстала физиология, то дальше виноват оказался только он сам. Вместо изучения толстых талмудов и изнуряющей магической практики он все чаще предпочитал предаваться пьянству и разгульному образу жизни. Пока однажды не заработал за преступления вампирскую метку на голени. Так он и познакомился с Олафом.

Когда сигнал Морана пробудил всю деревню, Гермесей уже не спал. Лежал в кровати, глядя в потолок, словно чуял, что этой ночью случится что-то недоброе. Семнадцатилетняя Мейя лежала на его плече и мирно посапывала. С первым сигналом его сердце пропустило один удар, но сон любовницы, которая была вдвое моложе его, он потревожил, только когда Моран прогудел второй и третий раз. Спихнув ее голову с плеча, он подошел к окну.

— Гермесей, что это за шум? — проговорила девушка в полусне.

— Что-то с дриадой. Скажи слугам, пусть возьмут по коромыслу. Ты пойдешь впереди с Воем и Плешивым.

— Скоро рассвет, дорогой. Давай дождемся утра, — сон у Мейи сняло как рукой. Идти в ночь, даже в сопровождении колдуна, ей не хотелось. Обычно ее сладкого голоса хватало, чтобы повернуть мысли мага в нужном направлении. Но это был не тот случай. Она тут же осеклась, стоило Гермесею посмотреть на нее. Маг всегда обращался с ней ласково, но сейчас казалось, мог испепелить взглядом за малейшее непослушание.

— Да, хорошо. Я все сделаю, — девица резко поднялась с кровати, поправляя ночную рубашку.

Очень скоро она оставила Гермесея наедине с собой, и дом наполнился шумом поспешных сборов.

Маг направился к рабочему столу, умело обходя ведра с водой, которые он щедро расставил по хижине. Вода находилась повсюду, подобно мечу в ножнах, что воин редко обнажает. Она придавала ему уверенность. На столе стояло сразу десять глиняных кружек. В девяти из них жидкость уже давным-давно протухла. Но в десятой, крайней, вода была свежей. Отпив из нее, он направился к полке с книгами.

Почти ни одна из них не по магии, а те, что могли представлять интерес для некогда пытливого ума колдуна, открывались все реже. Примкнув к банде Олафа, Гермесей откровенно деградировал. Ватага копейщиков считала его могучим колдуном за те несложные фокусы, которые он вытворял. Правда, порой приходилась прыгать выше головы. Тот пожар в светлице потушить оказалось крайне непросто. Никто этого не заметил, но Гермесей чуть не отправился к звездам высматривать божественное дитя. Самое сложное после пожара было сохранять серьезный вид, словно так и должно быть.