Возмездие (СИ) - Злобин Михаил

— Что?! Я?! — Мужчина от шока даже осмелился посмотреть в мои глаза, но настолько испугался того, что увидел в них, что сразу же зажмурился.

— Вы, Алексей, вы. Инструмент у вас есть, — кивнул я на судорожно сжатый в руке нож, которым можно разве что сливочное масло на хлеб намазать, да и то при условии, что оно достаточно теплое, — дело осталось за малым!

— Вы ч-что, хотите чтобы я её… зарезал? — Переспросил он ошарашенно, все еще отказываясь принимать правила нашей маленькой игры.

— Вы с ума сошли! Как вы могли такое подумать! — Наигранно возмутился я. Но Алексей, похоже, наигранности этой не заметил, и выдохнул облегченно. — Вам всего лишь нужно извлечь её сердце.

Когда нотариус осознал смысл моих слов, то отшвырнул от себя ножик с таким остервенением, будто держал за хвост ядовитую змею.

— Я не стану этого делать!!! — Прокричал он, стараясь взять контроль над собой и своим страхом, но получалось у него это откровенно плохо…

— Станешь… ведь как знать, может именно её сердце отсрочит твою собственную смерть? — В ладонь чиновника снова вложили абсолютно такой же столовый прибор, и я подхлестнул его к действию, стеганув поперек спины тугим жгутом Силы: — Действуй!

Мощный всплеск адреналина сделал свое дело, и едва соображающий мужчина пронзительно закричал, бросаясь на опешившую от поворота событий директрису детского дома. Повалив женщину на пол, он принялся беспорядочно бить ее этим полубутафорскимножиком, раз за разом нанося удары, куда попадет.

Он успел опустить свой инструмент раз тридцать или даже больше, пока его жертва не перестала сопротивляться и окончательно не замерла на окровавленном полу. Ошалелая от вида этой расправы толпа с содроганием смотрела, как их знакомый остервенело рвет на трупе платье, добираясь до дряхлого морщинистого тела, а затем начинает пытаться пробиться сквозь кости грудной клетки, чтобы вырезать уже небьющееся сердце.

Хруст, скрежет и чавкающие звуки заполнили зал шикарного ресторана, и некоторых гостей снова начало тошнить. Кто-то пытался отвернуться от неприглядной картины, но внимательно следящие за гостями марионетки не давали им этого сделать. Все должны были смотреть, и все должны были бояться…

Плач и рыдания, причем, не только женские, уже давно гуляли по рядам приглашенных, но накал пронзительного ужаса явно начинал спадать, сменяясь брезгливым испугом. Не-ет, так дело не пойдет, нужно чем-то их простимулировать…

Когда не очень умный Алексей все-таки догадался разодрать живот директрисы, и извлечь заметно потрепанное сердце через него, я медленно поаплодировал ему, внутренне радуясь, что этот чертов мясник наконец-то справился со своим заданием.

— Вы хорошо поработали, Алексей, — ответил я, рассматривая нотариуса, заляпанного чужой кровью с ног и до самой головы, — за это вы можете быть свободны.

— Что?! Это правда?!

Шальная надежда в его голосе была столь наивна и нелепа, что я не сдержал ухмылки.

— Естественно. Только возьмите у госпожи Шулегиной свой пропуск.

После этих слов мертвое тело Ирины неуклюже встало, покачиваясь и разбрызгивая сгустки крови и остатки содержимого черепной коробки, а затем протянуло Алексею рукоятью вперед пистолет.

Когда все осознали, что именно сейчас на их глазах произошло, то закрутившийся по залу торнадо из ужаса стал для меня практически осязаемым. Он закружил меня, словно ураганный ветер, растворяя в своем безумном потоке.

Нет, определенно, это будет очень интересный эксперимент…

Ночь только начала клониться к своему завершению, а мои дорогие гости уже были выжаты морально и физически. Им крайне нелегко дались минувшие часы, наполненные страхом и болью, и почти все, кто еще оставался живым, дошли до своего предела. Человеческая психика оказалась очень хрупким первоэлементом, который с трудом выдерживал долгое издевательство над ним.

Часами напролет я заставлял подельников Шулегиной убивать друг друга самыми немыслимыми способами и методами, часами я их пугал видом ходячих растерзанных тел, и часами же я охаживал их жгутами Силы, когда мне начинало казаться, что уровень стресса начинал спадать.

И первые результаты моего эксперимента, надо сказать, были весьма впечатляющими. Доведенный до крайней степени шока и ужаса человек при смерти исторгал огромные объемы энергии, которые многократно даже превосходили исход Силы от гибели под пытками. Неплохой результат также показывали и самоубийцы, доведенные до исступления, но все еще мечтающие остаться в живых. Однако они все равно не шли ни в какое сравнение с тем результатом, который показал Далхан, болтаясь в петле. Да и два почти одинаковых случая, порой, отличались друг от друга более чем разительно, так что особых закономерностей я вывести пока не мог.

Но капали секунды, секунды складывались в минуты, а минуты медленно выстраивались в часы. Гости быстро дошли до эмоционального выгорания, замыкаясь в себе, и каждый новый переход в лучший из миров показывал все более паршивый результат. Исход энергии становился все меньше, страсти остывали все сильней. И даже сочетание Силы на пару с болью не дало синергического эффекта, которого я ожидал. И тогда я понял одну маленькую хитрость — чем здоровее человек в психическом плане, чем ярче он способен чувствовать, тем выше его потенциал при смерти.

Ценой этого знания стало то, что вокруг меня оказалось множество ничтожеств, негодных даже в марионетки, ведь из поехавших крышей при жизни получались крайне ущербные зомби, которых постоянно приходилось понукать и контролировать.

А еще ковыряться в их мозгах оказалось удовольствием гораздо ниже среднего. Раньше, когда я только начинал свой путь, копошиться в памяти мертвецов, для меня было чему-то сродни прыжка в доверху наполненную деревенскую выгребную яму, к которому я готовился с тщанием глубоководного ныряльщика. Потом, конечно же, я настолько свыкся с этими ощущениями, что даже перестал замечать, как обращаюсь к знаниям и воспоминаниям покойников. А вот с этими умалишенными ко мне снова вернулись былые тошнотворные впечатления.

В общем, сперва я считал, что отрицательных последствий у моего исследования оказалось куда больше, пока не заметил одну прелюбопытнейшую вещь…

Я прислушался к изменившейся гамме ощущений, что транслировали находящиеся со мной в зале легионеры, и не мог даже подобрать слов к произошедшим с ними метаморфозам. Какие такие органы чувств включились у мертвецов, что они стали настолько полно и необычно воспринимать мир вокруг себя? Вполне обычное и заурядное окружение вдруг наполнялось ярчайшими впечатлениями, невиданными доселе звуками и запахами, обретало объемность четырехмерного мира. Пытаться подобрать этому словестное описание также нереально, как описать от рождения слепому человеку калейдоскоп.

Теперь даже нахождение разума в моем собственном теле мне казалось чем-то серым и неполноценным после того, как прикоснулся к чувствам марионеток.

Подойдя ближе, я стал с огромным интересом и редким тщанием рассматривать своих покойников, не преминув даже заглянуть им в рот. Я сказал, что эксперимент был больше неудачным? Признаю, я ошибся настолько сильно, насколько это вообще возможно. На самом деле, я получил невероятный результат, только в несколько иной плоскости, нежели ожидал.

Находящиеся длительное время в эпицентре бури из чужого ужаса, мертвецы жадно насыщались этими эманациями, накачивась под завязку. И страх начал менять их тела. Уже сейчас было заметно, что кончики ушей у них незначительно вытянулись и заострились, подбородок подался вперед, а зубы утончились и немного удлинились.

При ближайшем осмотре удалось еще заметить, что волосы на голове и теле у трупов стали чуть более толстыми и грубыми, отчего теперь торчали в разные стороны, создавая впечатление неухоженной растрепанности. А еще легионеры явственно прибавили в голой физической силе. Об этом кричал весь их видоизмененный облик, пугая своим первобытным и животным началом даже меня, их полноправного хозяина. Под их слегка посеревшей кожей перекатывались тросы жил и мышц, услаждая взор своей нечеловеческой эстетикой. Они напрягались и шевелились, подобно змеям, при каждом даже совсем незначительном движении, порождая ассоциации с подвижной ртутью.