Ирина Булгакова - Черный завет. Книга 2
Тот порывисто перевел дыхание и поставил на стол кружку, которой прикрывался от слепого взгляда хозяйки.
— Так… увязался, — наконец, сказал он.
Несмотря на растущую тревогу, Роксана едва не усмехнулась: слышал бы его кочевник!
— Увязался, — неодобрительно покачала головой старуха. — Сами не смогли от него избавиться, все подсказки нужны.
— Так, — начал было, Леон, но получил каблуком сапога по ноге и замолчал.
— Сами не могли. Он сильный, — вместо него ответила Роксана.
— Врешь ты все, — старуха навалилась грудью на стол. Белые бельма стали прозрачными и Роксане почудились черные зрачки за мутной пеленой.
Мара, сидевшая по правую руку от старухи, смотрела на Роксану красными, как разгорающееся пламя свечи глазами. Грязная, лохматая, будто только вчера выбралась из могилы. Только в том и дело, что не было никогда у нее могилы, с надгробным камнем, удерживающим безвременно почившую душу. Желтые когти медленно скребли столешницу. Этот звук — долгий и тягучий выматывал Роксане душу.
— Одно хорошо, что изверга убила, — вздохнула старуха.
— Какого…
Начал Леон и не закончил. Так и остался сидеть с открытым ртом. Роксане пришлось вторично наступить ему на ногу. Умению следить за своим лицом, ему следовало поучиться у кочевника, — мелькнула у Роксаны запоздалая мысль.
Старуха поняла недоумение Леона по-своему.
— Ты, судя по всему, к смерти не приучен. Это пройдет. Со временем пройдет. Еще? — старуха придвинула кувшин с отваром, но Леон отрицательно замотал головой. — Врать хоть бы научилась, — она покосилась в сторону Роксаны. — Для девушки уметь врать — первое дело. "На юг, где нет войны", — ехидно передразнила ее. — Если уж мира искать, так на севере. А уж на юге, где полно извергов…
— На севере тоже мира немного, — потупилась Роксана.
— Мира нигде нет. Если в душах людей война — откуда миру взяться?
— А почему так получилось? — выпалил вдруг Леон. — Откуда взялась эта война в душах? Ведь раньше все было хорошо!
— Много ты понимаешь — хорошо, — в спокойный тон старухи вплелись угрожающие ноты. — Когда вместо того, чтобы довольствоваться силой, что есть в нашем мире, лазать стали куда не надо. Я говорю о тех, Повелителях демонов, будь они трижды… Ходили в мир Иной, как к себе домой, вот перегородка и истончилась, и поперла оттуда всякая сила — куда нам с ней справиться…
— И я о том же говорю, — глаза у парня заблестели.
— Что толку от твоих разговоров? Говори сколько угодно. Только сделать — ты — ничего не сможешь. Со временем поглотит нас мир Иной и ничего от нас не останется.
— Но… Может еще что-нибудь можно сделать?
— Ничего сделать уже нельзя. Как плотина на реке прохудилась — поздно бревна таскать да подкладывать — пойдет стеной вода всех с собой унесет. Конечно, одной смертью ничего не решишь… Но стара я стала, стара… Ладно, поговорили и будет. Ночь на дворе, у вас дорога завтра долгая. Ложитесь вон, на лавке. Широкая она, места хватит. Хоть и молодые вы, но уснете быстро — травку я вам подсыпала…
Леон, уже поднявшийся с места, застыл, переваривая сказанные слова.
Не к добру сказала старуха про травку, не к добру. Роксана тоже поднялась из-за стола, стараясь не смотреть на Мар-морочниц. Стоило бросить на них неловкий взгляд, как от надежды, пойманной птицей бившейся в руках, не осталось и следа. С каждым шагом, приближающим ее к лавке, тревога не отпускала, а наоборот, росла.
— Погоди, — голос старухи остановил девушку как стрела, пущенная в спину. — Ты ничего не забыла? Кинжал верни. Не дарила я его тебе, а для дела дала.
Краем глаза Роксана успела заметить, как удивился Леон, медленно развернулась и пошла обратно. Идти было всего ничего, но на сердце царила такая пустота, какая бывает во сне, когда летишь в пропасть и не знаешь, что ждет тебя в конце. Понимала, что после того, как кинжал окажется в руках старухи, предпринимать что-либо будет поздно, но метнуть оружие во впалую старческую грудь так и не смогла. Роксана обреченно протянула нож — будь что будет.
Хищно оскалились Мары, будто звериным чутьем почуяли ее волнение.
Старуха взяла нож. Ей понадобился короткий миг, чтобы узнать истину.
— Значит, вот как, — задумчиво протянула она. В закрытых бельмами глазах притаилась смерть.
— Беги, Леон! — Роксана захлебнулась криком.
Грубо сколоченный стол не стал для Мар преградой. Сухое, поджарое тело распрямилось в прыжке. В последний момент Роксана ударила ее в грудь ногой, но морочница боли не почувствовала. Удар сбил ее. Она скатилась со стола и спустя мгновенье снова была на ногах.
— Его тоже держи! — крикнул старуха.
Всего то чуть не хватило Роксане, чтобы выбежать во двор вслед за Леоном: в дверях ее сбила Мара, бросившаяся выполнять приказ. На бегу толкнула в бок — и отлетела Роксана в угол, прямо в цепкие объятья второй морочницы.
— Рот ей закрой, — старуха тяжело поднялась с лавки.
Змеей вырвалась из объятий Роксаны. Безнадежность придала ей сил. Однако Мара не отступала. Она попыталась ударить Роксану в лицо, но та в последний момент успела отклониться. Кулак Мары угодил в стену. От удара лопнула кожа на костяшках. Края раны обнажили сухую мертвую плоть. Тошнотворный запах разложения поплыл по избе.
Воспользовавшись заминкой, Роксана рванулась к двери и потерпела неудачу. Мертвое лицо Мары возникло прямо перед ней. В налитых краснотой глазах царил азарт. На шее чернели жилы.
Всего-то оставалось — пнуть дверь ногой и выскочить во двор, но короткий, нечеловечески сильный удар в бок настиг девушку. В глазах заплескался красный туман. От боли она согнулась пополам. Еще миг — другой Роксана безуспешно пыталась втолкнуть в себя воздух. Потом с трудом выпрямилась, держась рукой за стену.
— И руки завяжи. Вот веревка, — распорядилась старуха, сгребая со стола на пол все, что там стояло. — На стол ее.
В голове по-прежнему стоял туман и Роксана мало что понимала. Ей крепко стянули руки за спиной и тут же плотно вбили в рот какую-то тряпку. Как куль с зерном Мара подняла ее на руки. Костлявые пальцы больно впились в спину. Роксана еще пыталась достать ее ногой — это было все равно что пинать бесчувственное дерево. От удара о стол зазвенело в ушах.
— Хорошо. Ноги вяжи, давай, вертится как змея. Оно и понятно, жить всем хочется, — у старухи в руках появились черные свечи. — Как знала, берегла. Туже вяжи, туже… Все, пойди, помоги сестре. Сдается мне, этот второй за извергом побежал. Обоих убейте. Иди, иди, без тебя здесь разберусь.
Когда за Марой хлопнула дверь, старуха качнулась к открытой печи и зажгла фитиль черной свечи от тлеющих углей. Слабый огонек бабочкой трепетал в темноте.
— Вот как получилось, — не обращая внимания на мычание Роксаны, негромко бормотала старуха, как сказку рассказывала непослушным внукам. — Не думала я, что перед смертью Отец позволит мне с тобой встретиться. Да… не дергайся, не вызовешь демона своего, как ни пытайся. Мысли он твои слышит, но не придет. Для прихода ему слово нужно, только оно дверь открывает в наш мир. Это раньше я боялась, да ты видно глупая или понадеялась, что я старая, не разгляжу… Не знаешь ты, девка, скольких одержимых я на тот свет отправила.
Роксана лежала на столе. Она не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой — странная тяжесть сковала тело. Девушка попыталась языком отодвинуть кляп, закрывающий рот, но видит Отец Света, Мара постаралась на славу.
Между тем, старуха зажигала свечи — одну от другой — и ставила по краю необъятного стола. Роксана пошевелилась — и это движение далось ей с превеликим трудом.
— Будешь дергаться, раньше времени ножом полосну. Старая я, и правда, стала, что не сразу тебя распознала. Еще ночью, вчера. Раньше, бывало, одержимых издалека чуяла. Упокоишься скоро, — вдруг торжественно объявила она. — Радуйся, что с миром. А то рано или поздно, демон все равно верх бы над тобой одержал, да душу твою сожрал. Ты спасибо мне скажи, а ты дергаешься.
Свечи то разгорались, то гасли, не тревожа темноты, что вливалась через оконца со двора. Лица старухи Роксана не видела, лишь бельма слепых глаз отливали серебром.
— Ты одного не понимаешь, — старуха надвинулась на Роксану, — что вместо одного демона, я убью двоих. Скажу тебе больше, чтоб знала ты перед смертью: матерь свою благодари за черного демона. Всю жизнь носила под сердцем и тебе передала, считай по наследству, с кровью своей. Только одно дело носить, а справиться? Разве ж можно? Так не дано ни тебе, ни ей. Убью и тебя, и двух твоих демонов. А пепел твой развею по ветру. Над болотом. Болотник не обидится, а лесу такая дрянь ни к чему.
Пронзительный тонкий крик ворвался в комнату У Роксаны не было сомнений — так мог кричать только Леон, и то, перед смертью.
