Александр Матюхин - Тень императора

«Ну, дорогой, рассказывай! В подземельях действительно так темно, как об этом все говорят?»

И я бы ответил:

«Не верь всему, о чем говорят, особенно, если об этом говорила Палла, что живет через дорогу. В подземельях светло, как днем, потому что…»

Потому что там повсюду факелы. Через каждый метр в стене торчит факел, а на потолках, к тому же, кое-где горят яркие лампы. Свет подается так, чтобы не создавалось теней, чтобы выгнать темноту из любого уголка, из каждой щели. Тени в тюрьме — это, прежде всего, друзья заключенных, так объяснил нам начальник тюремного отсека, господин Тиам. Возможно, дорогая, ты встречалась с этим высоким, статным человеком на праздниках в честь Дня Империи, или Вселенской распродажи Веселья, что приходится на первое апреля каждого года. Тиам выглядел так, словно не был начальником тюремного отсека, а занимал должность, как минимум, второго помощника императора. Столько снобизма, гордости, а также столь высоко задранного носа я не встречал давно. Тиаму не хватало только трости, чтобы вышагивать по коридору тюремного отсека, выпятив грудь, и уж точно походить на чиновника в высоком звании. Предлагаю посмеяться, дорогая, смех, говорят, помогает в жизни.

Тиам встретил молодого Императора у входа в тюремный отсек. Мы с Карло шли чуть поодаль. Карло выглядел не выспавшимся и мрачным, он не ободрял желание молодого Императора говорить с нахалом, бурчал под нос, что «не стоит начинать правление с поблажек, выпороть бы этого мерзавца, и дело с концом».

«Доброе утро, мой господин, — приветствовал Тиам, — прекрасно выглядите».

И, без лишних разговоров, распахнул перед нами двери в свой тюремный сектор.

Хочу сказать тебе, что тюремных секторов в столице Империи насчитывалось почти двадцать штук. Все они были раскиданы по столице, в зависимости от важности помещаемых в них преступников, и делились на строгие касты. Воров сажали в один сектор, убийц — в другой, мошенников и мелких преступников в третий. Ловкача же упрятали в сектор для политических преступников. К слову сказать, при правлении старого Императора политических преступников почти не было. На двери этого сектора почти всегда висел огромный замок. Ближе к концу правления Императора политические появились, но в большинстве своем ими оказались мелкие преступники, либо виртуозные мошенники. По сути, Ловкач явился первым за несколько лет действительно серьезным заключенным.

Мы спустились следом за молодым Императором и молчаливым, но гордым Тиамом, по широкой бетонной лестнице вниз, попали в яркий коридор, без единой тени, и прошли по устланному изъеденной полоской ковра полу, мимо множества дверей с узкими зарешетчатыми окнами. Возле одной из дверей Тиам остановился, выудил из кармана ключи, долго гремел ими, хмурил бровь, словно не мог найти подходящий, затем вставил ключ в замок.

«Заключенный номер двадцать один «А», отойдите к окну и поднимите руки!» — рявкнул он в окошко, косясь одним глазом на Императора.

И вот здесь, дорогая, ты бы задала следующий вопрос. Я вижу тебя, поднявшую голову с моего плеча и посмотревшую на меня своими бездонными голубыми глазами. Да, да, сейчас я вижу четкую картинку воспоминаний, как будто все это произошло только вчера… но если бы не твои вопросы…

«Что случилось потом? — спрашиваешь ты, — вы вошли внутрь?»…

И я ответил:

«Нет…»

Мы не успели. Дверь неожиданно распахнулась сама собой, Тиам отлетел к противоположной стене, крепко ударился спиной о камни, вскрикнул. Связка ключей выскользнула из его рук… но не упала — зависла в воздухе. Как зависло, замерло, застыло все вокруг.

И Тиам застыл, с выражением глубокого удивления на лице, вскинув одну руку, выгнув спину… И Карло застыл, он как раз поправлял очки левой рукой, так и замер, с очками набекрень… и я тоже застыл, хотя вспомнил об этом только сейчас. Застыл, не успев ничего предпринять, едва открыл рот… и превратился в фарфоровую куколку, которая может только смотреть и слушать. Слушать и смотреть.

Не застыл, кажется, только Император. Но и с ним происходило что-то странное. Он шарахнулся назад, но, видимо, уперся спиной о невидимую стену, потому что кинулся вперед, и словно ударился о воздух, вскрикнул, схватился за нос, из которого брызнула кровь. Затем он еще несколько секунд вертелся волчком на месте, выставив руки, ощупывал невидимую стену, походил на муху, угодившую в стеклянную банку.

И в следующее мгновение я увидел Ловкача. Он уже стоял в проходе, между дверью и коридором, прислонившись к дверному косяку, скрестив руки, словно беззаботный фермер, вернувшийся домой после трудового дня. Не хватало только соломинки в уголку рта.

Император тоже заметил его и замер.

На лице Ловкача играла улыбка.

Безмятежная улыбка безумца — но тогда я еще не думал об этом, не знал.

«Ты утверждал, что я жалкий фокусник и никчемный ловкач, — сказал он, глядя на Императора, — но, как я вижу, решил прийти и поговорить. Хорошее начало, Император. На самом деле, я тебя ждал, поскольку знал, что ты придешь. Я не настолько силен, чтобы внушить тебе мысли явиться, но я умею уговаривать и умею сеять зерна. Знаешь, есть такие зернышки, которые называются «любопытство» и «сомнение», и когда они пробиваются сквозь почву в твои мысли, ты уже ничего не сможешь поделать. Почти, как магия».

«Кто ты?» — выкрикнул Император, и слова его гулким эхом пошли гулять по тюремному коридору.

Не знаю, где в этот миг была вся стража (а мы видели троих или четверых, ходящих по коридору с важными, но бестолковыми лицами), думаю, все они тоже застыли.

«Многие люди, с которыми мне пришлось встретиться, пока я добирался до столицы вашей наипрекраснейшей Империи, называли меня Ловкач. Не знаю почему. Либо потому что я очень ловок в магии, либо потому что я прихожу в сумерки. Видите ли, сумерки — лучшее время для магии. Говорю вам, как знаток своего дела. У меня и другое имя, но его я тебе не скажу. Только в Верхних мирах имеют право называть Творцов по именам.

«Я не верю тебе, — ответил Император, — наши границы хорошо охраняются, ни одно существо, наделенное магическими способностями, не сможет преодолеть защиту, перебраться через ограждения. В крайнем случае, я бы давно узнал об этом».

«Ой ли? — делано подвился Ловкач, улыбка его стала еще шире. Подняв руку, он лениво и беззаботно почесал кончик носа, — вы либо тупица, либо слишком упертый человек, чтобы принять истину. Вы думаете вас сейчас держит взаперти не магия, а какое-нибудь невидимое стекло, которое я ловко установил здесь за несколько секунд? Может быть, вы назовете меня иллюзионистом? Модное словечко, когда невозможно описать происходящее. Вы разбиваете нос о воздух и, зажав его, восклицаете — о, этот парень великолепный иллюзионист. Так, верно?»