Джeк Вэнс - Глаза верхнего мира

Кьюджел сдержал улыбку при виде энтузиазма главного каменщика; но в его животе продолжалось голодное урчание, и он не стал сразу отвергать предложение.

— Я никогда не думал о такой карьере, — сказал он. — Ты перечислил привилегии, о которых я и не слыхал.

— Верно; о них вообще мало известно.

— Я не могу сразу сказать да или нет. Это такое решение, которое нужно предварительно всесторонне обдумать.

Главный каменщик глубокомысленно и одобрительно кивнул.

— Мы одобряем взвешенность в решениях наших рабочих: ведь любой неосторожный удар может вызвать самые губительные последствия. Чтобы исправить неточность размером в ширину пальца, приходится убирать целый блок, на его место ставить новый и все начинать заново. И до того времени, как не будет достигнуто прерванное состояние, все наказываются лишением услуг нимфариума. Поэтому мы не очень приветствуем новичков на работе.

Фиркс, внезапно осознавший задуманную Кьюджелом задержку, возразил самым болезненным образом. Схватившись за живот, Кьюджел отошел в сторону и, пока главный каменщик недоуменно смотрел на него, жарко заспорил с Фирксом.

— Я не могу дальше идти без пропитания. — В ответ Фиркс еще раз вцепился когтями. — Невозможно! — воскликнул Кьюджел. — Амулет Юкуну должен теоретически накормить, но я больше такое питание выносить не могу; помни, если я упаду мертвым, ты никогда не вернешься к своему другу в чан Юкуну!

Фиркс увидел справедливость этих доводов и неохотно успокоился. Кьюджел вернулся к помосту; тем временем главный каменщик отвлекся из-за открытия большого турмалина, мешавшего проведению сложной спирали. В конце концов Кьюджел сумел привлечь его внимание.

— Пока я буду взвешивать предложение работы и противоречащие друг другу преимущества увеличения или уменьшения, мне понадобится постель. И я хотел бы испытать в течение одного-двух дней вашу пищу.

— Твое благоразумие похвально, — объявил главный каменщик. — Нынешнее поколение торопится и совершает действия, о которых потом жалеет. Не так было в дни моей юности, когда преобладали воздержанность и осторожность. Я распоряжусь, чтобы тебя поселили, и ты сам сможешь убедиться в истинности всех моих слов. Фарезм строг, но справедлив, и только тот, кто неосторожно рубит скалу, может на него пожаловаться. Но смотри: вот и сам волшебник Фарезм со своим ежедневным осмотром!

На тропе показался человек с величественной фигурой в необъятном белом платье. Лицо у него было ласковое, волосы напоминали белый пух, глаза обращены вверх, будто он поглощен невыразимо сложными рассуждениями. Руки спокойно сложены, и двигался он, не переставляя ноги. Рабочие, сняв головные уборы и кланяясь, почтительно его приветствовали, а Фарезм отвечал наклоном головы. Увидев Кьюджела, он остановился, быстро осмотрел проделанную работу, потом заскользил к помосту.

— Сегодня все точно, — сказал он главному каменщику. — Мне кажется, полировка на нижней стороне эпи-проекции 56-16 не очень ровная, и я заметил маленький скол во вторичном поясе девятнадцатого шпиля. Но ни одно из этих нарушений не кажется серьезным, и никаких дисциплинарных акций не последует.

— Неисправности будут устранены, неосторожные рабочие наказаны! — в гневе и страсти воскликнул главный каменщик. — А теперь я хочу представить возможного новобранца. Он утверждает, что не обладает опытом такой работы и хотел бы подумать, прежде чем присоединиться к нам. Если он даст согласие, я думаю, начнет с обычного периода сбора осколков, прежде чем ему поручат заточку инструмента и предварительные раскопки.

— Да, это соответствовало бы нашей обычной практике. Однако… — Фарезм без всяких усилий скользнул вперед, взял левую руку Кьюджела и произвел быстрое гадание по кончикам пальцев. Его ласковое выражение стало серьезным. — Я вижу противоречия четырех типов. И мне ясно, что твой оптимум не в работе с камнем. Советую тебе поискать другую, более соответствующую твоему характеру работу.

— Прекрасно сказано! — воскликнул главный каменщик. — Волшебник Фарезм демонстрирует свой непогрешимый альтруизм! И я соответственно беру назад свое предложение работы! Поэтому тебе незачем обдумывать мое предложение, тебе не нужна наша постель и пища, и ты можешь не тратить своего драгоценного времени.

У Кьюджела вытянулось лицо.

— Такое беглое предсказание может оказаться неточным.

Главный каменщик вытянул вверх на тридцать футов указательный палец, чтобы выразить свой гневный протест, но Фарезм спокойно кивнул.

— Совершенно верно. И я с радостью выполню более полное предсказание, хотя для этого потребуется от шести до восьми часов.

— Так долго? — удивленно спросил Кьюджел.

— Это минимум. Прежде всего тебе нужно будет с головы до ног обмазаться внутренностями только что убитой совы, потом принять ванну с добавлением некоторых органических веществ. Разумеется, я должен буду прижечь мизинец на твоей левой ноге и значительно расширит твой нос, чтобы впустить жука-исследователя, с его помощью мы сможем изучит входы и выходы в твои чувствительные органы. Пойдем в мою предсказательную и там совершим все необходимое.

Кьюджел потянул себя за подбородок, вправо, влево. Наконец он сказал:

— Я осторожный человек и должен подумать над необходимостью такого предсказания; поэтому мне потребуется несколько дней спокойной рассудительной сонливости. Ваш поселок и находящийся в нем нимфариум, как мне кажется, дают для этого все возможности; поэтому…

Фарезм снисходительно покачал головой.

— Осторожность, как и другие добродетели, может быть доведена до абсурда. Предсказание должно начаться немедленно.

Кьюджел попытался спорить и дальше, но Фарезм не уступал и вскоре уплыл по тропе.

Кьюджел мрачно отошел к скале, обдумывая возможные уловки. Солнце подходило к зениту, и рабочие начали обсуждать предстоящий обед. Наконец главный каменщик дал сигнал; все положили инструменты и собрались вокруг повозки, в которой привезли еду.

Кьюджел весело сказал, что с удовольствием присоединится к еде, но главный каменщик не желал об этом и слышать.

— Как и во всех прочих делах Фарезма, должна соблюдаться абсолютная точность. Немыслимое несоответствие, чтобы сорок четыре человека ели пищу, предназначенную для сорока трех.

Кьюджел не нашелся, что ответить, и молча сидел, пока рабочие поедали мясной пирог, сыр и соленую рыбу. Никто не обращал на него внимания, кроме одного, ростом в четверть элла, чье великодушие намного превосходило рост и который хотел отдать Кьюджелу часть своей пищи. Кьюджел ответил, что он совсем не голоден, и, встав, отправился бродить среди работ, надеясь найти где-нибудь забытый запас пищи.