Виктор Исьемини - Дыхание осени

Изумруд указал дверь, из-за которой доносился визг Коклоса:

— Вы все невежды, скверные гилфингиты, темные, заблудшие людишки! Молитесь усердней, олухи! Кайтесь и молитесь! Молитесь и кайтесь!

При особе его величества находились лекари маги — ученики Изумруда, а теперь Полгнома велел согнать туда всех монахов и священников, какие сыщутся. Под рукой оказались приходской священник Вейвера и монахи из свиты Эрствина, да еще парочка странствующих братьев, которых судьба занесла сюда в этот час. За каждым клириком присматривал солдат гвардии, так что людей в небольшой комнате оказалось полным-полно. Ставни были закрыты из-за шума, так что император лежал в духоте, и ему вряд ли было лучше от молитв. Зато спертый воздух уж точно шел больному во вред.

Когда Гиптис привел посетителей, один из монахов как раз отчитывался перед ним, объяснял, что они могут помолиться и в другом месте, а лучше всего — в местном храме. Всяко пользы не меньше, зато больному станет спокойней.

— Олухи! — не умолкал Коклос. — Вот сумасшедший Когер, хотя его сила наверняка шла от Гангмара, тот был в самом деле силен! Помолился — хлоп, братец Алекиан вмиг воспрянул! А ведь лежал колодой, ровно как теперь! Еще помолился Когер — и солдатишки, как безумные прут на убой! А вы? Что от вас толку? Дармоеды!

Тут Карикан задумчиво поглядел на Аньга. Кое-что в словах Коклоса навело его на занятную мысль. Весьма, весьма занятную мысль…

Гиптис постучал:

— Сэр Полгнома, вас просят принять несколько добрых сеньоров. Благоволите побеседовать?

Трудно сказать, насколько серьезен был маг, когда выражался с такой изысканной куртуазностью, однако он не улыбался. Впрочем, Гиптис вовсе никогда не улыбался.

Дверь с грохотом распахнулась, едва не стукнув придворного мага по носу — на пороге возник Коклос.

— Ага! — карлик хищно оглядел посетителей. — Новые лизоблюды! Давайте, давайте, мои славненькие господа! Сейчас я вас буду судить, карать и миловать, и Мир содрогнется от непостижимой силы моей мудрости!

Карикан шагнул первым, прежде чем Гиптис успел шепнуть карлику о подозрениях относительно его, Карикана, личности. Коклос узнал среди вошедших Джейема.

— А! Отважный юноша, которому я весьма обязан! — Полгнома устремился к Хромому. — Мы сражались бок о бок на бранном поле, и теперь сделались товарищами по оружию!

— А я, кстати, его отец и… — начал Карикан.

— Это твой отец, мой героический друг? — карлик прищурился и окинул взглядом Счастливчика. — Что ж, у каждого свои недостатки. Твои недостатки — отец и слишком большой рост. Впрочем, последним страдают практически все мои знакомые.

— Добрый сэр, — торопливо заговорил Кари, едва карлик умолк, — прошу провести нас к страждущему императору. Возможно, именно мы сумеем принести ему исцеление.

— Вот как? — Коклос насторожился. — А какими средствами вы располагаете?

— Всего лишь добрыми пожеланиями, прекрасный сэр, — Карикан внутренне напрягся, однако старательно состроил любезную улыбку. — Но наши чувства настолько искренни! Позвольте нам хотя бы взглянуть на его величество.

А дальше все случилось очень быстро. Кари склонился над карликом, подхватил за руку — будто бы почтительно, а на самом деле довольно крепко — и увлек с собой, на лестницу. Гвардейцы расступились перед Коклосом. Они уже совершенно растерялись от быстрых перемен, какие случились в этот безумный день. Но Полгнома помалкивал и старательно вышагивал по ступеням, за ним следовала процессия.

Еще один караул красно-желтых, и они вошли в комнату, где на кровати вытянулся бледный Алекиан, а тесное пространство было заполнено молящимися клириками да солдатами, которые обливались потом в тяжелых кольчугах, но ревностно присматривали за попами. Когда распахнулась дверь, поток спертого воздуха пошел по комнате, все оглянулись.

— Эй, сэр Полгнома, вели этой братии выметаться, — громко сказал Кари. — Здесь и здоровому дышать нечем! Сынок, распахни ставни, а ты Аньг, взгляни на его величество! Видишь, плохо ему, болеет.

Карикану пришло в голову, что если Когер поднимал воинов в безумную атаку и ему случилось исцелить молитвой Алекиана, то, быть может, и Великий Пацан как-то сумеет побороть хворь? Почему бы и нет? Ведь с солдатами все прошло отлично, не хуже, чем у чудотворца?

Хромой прошел к окну, навстречу ему потянулся поток потных раскрасневшихся от жары людей. Полгнома понукал их:

— Скорей! Скорей! Ишь, навоняли, не даете его императорскому величеству вздохнуть! Покушаетесь на воздух, принадлежащий самому императору! Рады, что мы с братцем налог на воздух пока не ввели! Ну, ничего, дождетесь!

Карлик вдруг разволновался, в словах и поведении Карикана ему почудилась некая странная значительность.

Эрствина, который формально возглавлял прибывших, оттеснили в сторону, он из угла таращился на императора. Мальчик был разочарован — главу Великой Империи Людей он представлял совсем иначе. Тощий бледный, истекающий холодным потом Алекиан внушал какие угодно чувства, но не почтение.

Хромой распахнул скрипящие ветхие ставни, в комнату ворвался солнечный свет, гомон толпы и теплый воздух, который показался прекрасным благоуханным дуновением всем, кто собрался здесь в духоте.

— Давай, давай, моя удача, не подведи на этот раз, — процедил сквозь зубы Карикан, подталкивая Аньга к кровати.

Юноша склонился над безучастным Алекианом и улыбнулся:

— Э, парень, да тебе совсем худо! Бедняга, тебе, видно, и вина не давали? Это зря! Вино в недуге — первое лекарство! И тело, и душу исцеляет, я уж сколько раз проверял! Слышишь, бедолага?

Аньг не понимал, с кем он говорит, тем искренней звучали его слова.

Ресницы императора задрожали, он приоткрыл глаза и поглядел на веселого парня.

— Вина, вина! — закричал Коклос, запинаясь от волнения. — Скорей, олухи! Эй, кто там! Вина братцу!

Гиптис, который держался поблизости, чтобы вмешаться, если Алекиану будет что-либо грозить, теперь отбросил свою обычную сдержанность, подскочил к кровати, помог императору сесть. Алекиан выглядел плохо, но взгляд его стал осмысленным, он пришел в себя. На лестнице орали и топали тяжелыми сапогами. Двое гвардейцев, мешая друг другу, протиснулись в дверь. Один принес кувшин, другой — серебряный кубок. Дрожащими от волнения руками солдаты наполнили кубок и вручили Гиптису. Тот, наскоро проверив, нет ли яда, осторожно поднес вино к бледным губам императора. Алекиан сделал глоток, другой, щеки порозовели… император поднял руку и взял кубок.