Павел Блинников - Инквизиция

Давид поставил возле себя полный рюкзак, а потом уселся в кресло. Ему очень понравился простой тренировочный костюм. Он был хлопчатобумажный и приятно прилегал к телу. Он достал маленькую сигару и выкурил ее. После этого он закрыл глаза и стал мечтать. В своем воображении он помолодел лет на двадцать. Именно тогда твои мечты наиболее яркие, и правдоподобные. Только дети могут мечтать так, чтобы поверить в свои мечты. Но Давид не просто помолодел, он еще одновременно и постарел. Теперь стало три Давида. Один тридцатилетний, другой десятилетний, и третий шестидесятилетний. Первый просто стоял в сторонке и наблюдал, второй предавался мечтам, о том каким он будет через пятьдесят лет, и третий подавал пример. Шестидесятилетний Давид был завзятым спортсменом. Бывший учитель физкультуры, а в прошлом еще и полупрофессиональный футболист, он пронес с собой спорт по жизни так, как это может сделать только спортсмен любитель. И он был идеальным примером для маленького мальчика. А мальчик рисовал своего деда, придавая ему несуществующие подробности, иногда где-то даже забавные. Тридцатилетний Давид наблюдал за рисуемым образом, и вскоре их стало четыре. А потом мальчик и старик пропали. Пропал и Давид. Остался только дед любитель физкультуры и холодных обливаний. Впрочем, Давид был где-то на заднем плане, но не настолько, чтобы помешать образу работать.

— Хоп, хоп, хоп. — весело сказал дед вставая с кресла. Он посмотрел на рюкзак, и понял, что ему надо идти. — Раз-два взя-я-яли.

Дед с трудом нацепил рюкзак и, потоптавшись на месте, пошел из номера. Идти ему предстояло недалеко. Дед бодрячком вышел из гостиницы, и вызвал несколько удивленных взглядов. Он что-то насвистывал и слегка задыхался, испытывая отдышку. Все-таки шестьдесят лет не шутки. А если бы он еще курил то, наверное, вообще не мог бы ходить. Рюкзак был достаточно тяжел, но дед всегда ходил очень быстро. А так как на нем был спортивный костюм, значит он вышел на тренировку. Возможно даже рюкзак он надел в качестве утяжеления. И дед слегка неуклюже, но все равно твердо, спортивной ходьбой пошел в сторону дома колдуньи.

Давид мог управлять дедом, находясь где-то далеко. На деде не было ни купола удачи, ни купола тайн, так что его все видели, и ему могло не повезти. Но Давида это не заботило. Он испытывал огромное наслаждение, находясь в голове деда. Образы вроде этого он делал довольно часто. Было очень весело находиться в мозге того, кто скоро перестанет существовать. Дед знал о жизни очень мало. Только то, что знал делавший его десятилетний мальчик. И в представлении этого мальчика, дед получился крайне смешливым, добрым и помешанным на физкультуре. Никаких мотиваций, почему надо ей заниматься, или почему надо быть добрым в голове деда не было. Он был просто старым физкультурником. Там где в его голове должны были появиться логические построения, или побудительные причины, все как будто обрывалось. И Давиду нравилось эта простая нелогичность собственного творения.

Но внезапно Давид заволновался. Ноздри деда затрепетали и почуяли запах немытого тела, дешевых сигарет и опасности. Глаза на несколько секунд из веселых стали холодными, и в одно мгновение нашли инквизиторов. Дед снова улыбнулся, в его взор вернулась доброта и глупость, и он своей необычной походкой пошел в сторону инквизиторов.

Андре Давид узнал сразу. Вот только до этого момента он думал, что разрушитель вероятностей, которого использовал Михаэль, мертв. Вообще та история со смертью двух могущественных колдунов была темная. Давид не знал, как она закончилась, главное было то, что его прадед мертв. Когда Давид это узнал, а узнал он это, как только с Москвы спал Город Обмана, он на этом успокоился. Давиду было все равно, как умер Абдула и Михаэль, как и то ради чего они затеяли тот поединок. Оба колдуна настолько превосходили его в силе, что их цели для Давида были все равно недостижимы. Но теперь в нем разгорелось любопытство и кое-что еще. Значит, этот Андрей смог убить победителя и стал полноправным инквизитором. Давид сначала хотел убить его тут же, но потом увидел двух других. Нет, он мог легко убить их всех. Для Давида три инквизитора были не больше чем три вялые осенние мухи. Прихлопнуть их было раз плюнуть но тогда придется оставлять свидетелей а этого Давид не любил. Совсем другое дело, зачем они сюда пришли?

На этот вопрос Давид нашел ответ, подходя к Андре. Что не ради него это точно. Значит тоже за Натальей. Значит, колдунья прокололась, и ее будут брать. Значит можно ничего самому не делать, и предоставить работу разрушителям. Хотя с другой стороны доверять дилетантам он не хотел, но Наталья не настолько сильна, чтобы совладать с тремя инквизиторами. Но тут вмешался еще один фактор. Давиду стало ужасно интересно. Он только что, изображая деда, прошел мимо убийцы своего прадеда, который, между прочим, знает его в лицо. Что он убьет Андрея, было само собой разумеющимся. Если не сегодня, то в ближайшее время. Но ведь при этом можно неплохо повеселиться. Прихватить с собой еще несколько этих с позволения сказать охотников. К тому же сейчас у него еще есть дела, а на Невском слишком людно. Но если все сделать правильно…

Давид направил деда в сторону подъезда Натальи. Дед умер, не дойдя до него десяти метров. Мозг Давида разорвал его в клочья и тут же забыл. А вернее это сделала волна. Давид, наконец, убрал свои берега и позволил волне понести его.

С тех пор как Давид позволил прочно удерживаемому безумию завладеть им, он стал совершенно другим человеком. Мир в единое мгновение наполнился красками, звуками, запахами, вкусами знаниями… короче ощущениями. Теперь Давид не воспринимал мир так, как это делают другие. Логика Давида отличалась от человеческой, как небо и земля. И в то же время он оставался самим собой. Это не было раздвоением личности, именно сейчас Давид был настоящим. Его предыдущая личность была простой маской. Образом наподобие умершего деда. Но настоящий Давид всегда был рядом. Если выражаться точнее, то у него было не раздвоение личности, а "размиллионивание". Каждая его личность была лишь гранью настоящей. Той, что сейчас подходила к подъезду.

Давид шел походкой, которая совершенно не вязалась с образом деда. Его плечи распрямились, а движения стали плавными. Со стороны это выглядело весьма сюрреалистично. Дед вроде шел неторопливо, но его скорость не упала. Как это у него получалось, Давид не знал. Он вообще перестал интересоваться обычными человеческими вопросами. Теперь его мысли текли в таких направлениях, за которыми мозг обычного человека проследить не мог. Он, к примеру, по виду дома Натальи определил, что Меньшиков увлекался гомосексуализмом. Проследить ход его логики было просто нереально. Игры собственного мозга увели его настолько далеко, и в столь разных направлениях, что описать их никоим образом нельзя. Если об этом пришлось писать книгу, то она была бы не просто текстом, но и рисунками, примерами различных рельефов, пробниками запахов и образами Знания. Давид не понимал, куда он идет, и зачем. Наталья в данный момент могла не волноваться за собственную жизнь. Давид шел полюбоваться интерьером ее спальни, и не более. Так случалось неоднократно. Уже несколько раз Д. К. получал на свое сообщение короткое "нет". Но это не означало, что жертва не умрет никогда. Просто Давид наведается к ней еще раз, и тогда убьет. Быть может, он будет навещать ее десятки раз, прежде чем нанесет удар. Он был лучшим убийцей, но убийцей очень непоследовательным. Хотя быть может это и делало его идеальным.