Сергей Дунаев - Приговоренный к жизни

— Монсеньер, на вас лица нет, — сказал мне безымянный юнец из отряда.

— Это как так? — пошутил я, — ладно, схлопываемся, сейчас он придет в себя, а я хотел бы оставить его уверенным, что он меня отогнал.

С холма, что мы проходили, показался город вдалеке.

— Kymre, — сказал я громко.

Вокруг словно что-то ожило.

4. МЫШЕЛОВКА

Нет слов, задумчивость моя и болезненная заторможенность навряд ли соответствовали торжественности переживаемого момента. Вызвать на себя поток тех самых, загнать их в ускоритель частиц — кажется, надо думать об этом. Но совсем не хочется.

Возведенный втайне, объект ждал меня целый год, и здесь все должно было произойти. Или не произойти. Но что бы то ни было — решительно окончательно. Сейчас они явятся и будет спектакль. Ловля предмирных сущностей (вонючками я их называю) на Даэмона.

Здесь было бесшумно, еще пока. Снова осень, год как я начал игру. Было весело и бесшабашно, я показал язык непонятно кому и сказал первое заклинание. Орлы мои отбежали от чудища на километр (по моему приказу, разумеется, а так — многие жаждали остаться, не то из преданности, не то из любопытства, но я кратко описал им незавидную перспективу полной телесно-эфирно-спиритуальной аннигиляции и они почли за должное удалиться с поспешностью ненароком разбуженного енота. А снились ему сумасшедшие кошмары).

— Aeremm tharre faayem grendo… — начал я, и того немногого оказалось достаточно. Бог мой, какая быстрота. Они свалились с неба, почуяв мою кровь. Древнее древности, дальше дали, о, какие прыткие ребята!

— Fuck you up, — не удержался я вставить в заклинание непристойность.

Они летели прямо по нужному курсу, прямо в тоннель.

— Друзья мои! — сказал я торжественно, — сейчас вам будет наглядно продемонстрирован урок диалектического материализма.

И достал волшебную палочку.

Язык непристойностей бессилен описать, что они сказали мне, это по определению — за гранью всякости. Бессилен также всякий язык описать, как захлопнулись ворота мышеловки, как загудела земля и загорелся чахлый лес вокруг. Даэмон, ты тут уничтожая высокие суперсубстанции всю районную милицию на ноги поднимешь. Заодно с пожарной охраной. Уничтожать леса — это не по кельтски, и я начал быстро просить прощения у деревьев, а те горели, то ли плакали, то ли благословляли меня.

…Ну вот и все. Пришельцы издалека погорели, аки пробки от высокого напряжения. Как если бы ждал прибор своих привычных ста с чем-то вольт, а получил по полной программе — где-то далеко за секстиллион.

С холмов бежали мои орлы. Довольные, будто сами все это учудили.

— Властитель! — закричал один из них, самый прыткий, — ты победил вселенную!

— Ну да, — ответил я, — иногда бываю удачлив.

— Теперь начинается Большая война? Что нам делать?

— Пойдем на речке посидим. Не то я устал немного.

На противоположном берегу наблюдались неумелые поползновения армейского БТРа. Он буксовал в сентябрьской грязи, но цель его была яснее ясного. Сюда явно шли отборные части, опечаленные тем неоспоримым фактом, что свое они упустили безвозвратно.

— Опоздали… — откликнулся кто-то за моей спиной.

— Отчего же? Для них все только начинается…

И пустил огни им навстречу.

— Салют, — прокомментировал кто-то.

Издалека показался Хранитель. Он двигался быстро, словно ехал на осле.

— Что здесь произошло? Это? — запыхавшись, спросил он.

— Лес пожгли, — отвечал я, — нехорошо получилось.

— О чем ты говоришь, ты же сделал невозможное…

— С возможным мне сложнее. Смотри, вот они в меня не верят, дураки.

На нас летел нелепо наклоненный в воздухе военный вертолет, «крокодилом» называемый. И так смешно мне стало: он может меня уничтожить, жалкая советская гадюка — меня, только что перевернувшего мир… Обидно мне это, но нет времени. Я поднял руку и направил на шумный металлолом волну огня. В миг сгорел он, обломками огненными падая на землю. Равнодушные орлы близко не подходили, словно испачкаться боялись.

— Ты тут можешь сокрушить все их боевые части — даже атомная бомба бессильна против тебя…

— Хрен тебе, дед. Я сделал, что обещал. Воевать с танками — давайте сами. И потом: что ты намерен делать дальше?

И он рассказал мне.

5. ДАЛЬШЕ — ТУМАН…

Елизарий не обманывал — страх нарастал с востока. Непривычного вида свинцовые тучи налетали оттуда с беспрерывными проливными дождями, я стоял на балконе, я смотрел на людей внизу. Вчера мне звонили знакомые общие с Даэмоном (зачем мне называть их имена? не буду), говорили, что тому удалось-таки прорваться под Владимир и совершить очередное ритуальное действо. До чего же все это похоже на дешевку… «Тьма с востока», прямо Толкиен умудренный. Правда, не Мордор никакой, а всего лишь Владимирская обл., субъект федерации; не эльфы, а советская власть во всеоружии, без которого трудно себе ее вообще представить; не орки, а наивные дети, которым хочется по жизни экстремала. Зачем Даэмон… такой утонченный, руки в перстнях, убийца шампанского, зачем он опустился до такой пошлятины? И Елизарий этот — ведь нормальный был (почти что), на басу играл в группе «Wireless Radharany», неплохо играл. А теперь отупел.

В городе — прямо муссон, дождь стеной. Я включил телевизор — тот не работал. Ну вот, подумалось, не иначе как антенну повредили, питекантропы. Теперь ничего не посмотришь… правда, а надо ли что-то смотреть? Рука просто от тоски привычно и ненужно тянулась к пульту.

Вечером у меня предполагались гости, богемная пати и в комплект тот же Елизарий, в недавнем прошлом — тоже вполне богемный. Проверил холодильник — вроде не пустой, и то славно. Как лень идти куда-то, хочется чего-то непонятно чего — но хочется все сильнее. Я просматривал вчерашние газеты — прогнозы погоды вещают небывалые для этих широт ливни и ураганы, политики обсуждают свой очередной бюджет, еще одна десятка хит-парада — мимо. Скучно очень даже, как говаривал Даэмон в пору нашего московского с ним знакомства.

Гордый Елизарий пришел одним из первых:

— Вообще-то некогда мне тут с вами, презренными, разговоры разговаривать. Ну да дел все равно нет.

— Не объявлялся?

— Не-а. Он под Владимиром, в полях ходит, с духами общается. Скоро придет сюда.

— Какой он из себя — Даэмон? — спросила девушка Маша, исследовательница прекрасного и по совместительству — меломанка и наша подружка.

— Он сумрачный такой, будто кем обиженный. В черной шляпе ходит. Крутой, говорят, — ответствовал ей из задумчивого угла Артем, считавшийся в нашей кампании что-то за самого умного.