Денис Витман - И мне будет тепло

Ятамо, странный желтолицый, так и не смог вспомнить, где именно находился драгоценный хрусталь. Все здания в его памяти слились, превратившись в единый серый монолит.

Разведчики осматривали дома, обходили выгоревшие комнаты, по веревкам забирались на верхние этажи. Обратно лазутчики возвращались с сияющим блеском в глазах, волоча куски медных труб или серебристое стекло разбитых кинескопов.

Малейн ругался, выбрасывал ненужные вещи, и отряд по черепашьи, но все же двигался к городу. До тех пор, пока дорогу не преградило рухнувшее здание. Проржавевшая арматура, зеленые, покрытые мхом груды кирпича, влажный бетон смешались, превратившись в неприступную баррикаду. Телеги вместе с лорсами и пятеркой сторожей остались перед завалом, а остальной отряд, спешившись, продолжил путь внутрь покинутого города.

Кенбри жил. Оставшись без людей улицы недолго скучали от одиночества. Спустя какую-то сотню лет деревья, мох и трава захватили сдавшиеся без боя здания, победным маршем прошлись по пустым проспектам, заняли широкую центральную площадь. А вслед за растениями вернулись животные. Уже несколько раз отряду приходилось отбиваться от одичавших и неприятно подросших кошек.

Полосатые твари охотились стаей. В полнейшей тишине хищники окружали людей, а потом, словно по команде, бросались вперед. Свистели стрелы, тяжелые рукоятки пик с треском разбивали головы, ломали тонкие ноги, хрупкие позвоночники. Малейн больше не высылал вперед разведчиков — в каждый новый дом отряд заходил целиком.

Так продолжалось довольно долго. Один пустой дом оставался позади, впереди маячил следующий. А потом Малейну послышался шелест. Словно кто-то очень большой идет, пошаркивая, к нему. Эдвард огляделся. Начинало вечереть, и город окрасился в мрачные тона. Темнели груды камня, манили черные провалы. В воздухе появился запах муската. Тонкий, бесплотный, он слегка кружил голову, затягивал.

Кошки, пронзительно мяукая, отступили. Вожак, тощий, облезлый, выгнул спину и оглушительно заорал, словно вызывая кого-то на бой. Малейн перехватил секиру поудобней, огляделся, всматриваясь в темнеющие просеки улиц.

Тварь ползла к отряду — струилось нескончаемое тело, блестела гладкая, зеркально-черная чешуя. Чешуйки шли плотно, внахлест, одна к другой. Полсотни ярдов зверь промчался секунд за пять. Там — и уже здесь. Прямой, быстрый и опасный, он был похож на стрелу.

Кот зашипел, подпрыгнул, норовя вцепиться в горло змее, и упал сбитый ударом головы. Тварь раззявила рот, вывернувшись наружу. С изогнутых клыков капала то ли слюна, то ли яд. Кот тяжело поднялся, отшатнулся в сторону, пропуская удар. Заверещал по-человечески, и через мгновение смолк. Оставшиеся кошки, рассыпавшись, окружили змею. Зеленые глаза сверкали в полутьме. В воздухе дрожал пронзительно-жалобный мяв. Змея, проглотив вожака, неторопливо развернулась. Раскрылась круглая пасть, растянулись бледные, полупрозрачные губы. И тогда стая бросилась. Мохнатый клубок покатился по траве, ударился о стенку дома, и наконец распался. Исполосованная змея валялась на земле. Длинное тело еще вздрагивало, но тварь уже была мертва. Через полминуты животное замерло. Последняя судорога пробежала по телу, округлила открытый рот, вздыбила чешую.

Потрепанная стая, не обращая внимания на людей, принялась объедать змею. К утру остался только вычищенный дочиста хребет. Своих кошки тоже доели.

Всю ночь отряд просидел в небольшой, довольно уютной комнате. Потрескивала, сгорая в костре, старинная, высушенная до музыкального звона мебель, булькал походный котелок. Несколько человек сидели у костра, остальные спали, постелив одеяла и положив под головы котомки.

На небо медленно выползла раскормленная круглая луна. Сагенай подкинул в костер ножку кресла, пошевелил дрова. Настырный свет скакал по лицу, пытаясь высветить потаенные мысли.

— Сагенай, — негромко спросил Малейн. — А откуда у тебя на шее эти шрамы? Ты еще тогда сказал, что они от веревки.

— Да, — лучник поднял голову. Отблеск костра полоснул по глазам. — Меня пытались повесить.

— Слуги Нечистого?

— Нет, рабы божьи. — Сагенай поднялся, прикрыл лицо руками, отошел на несколько шагов от костра.

— Я родился в свободном поселке, намного южнее столицы, — донесся из темноты глухой голос. — Наши миссионеры и священники-настоятели лишь совсем недавно добрались до него. А тогда это был никому неведомый, заброшенный городок, на самых южных границах тайга. Телепатия в той глуши считалась уродством. А уродов везде убивают. Мне было тогда тринадцать лет. Я был молод, ловок, и очень любил охотиться на зверей, подманивая их ментальным зовом. И все было прекрасно, пока однажды, вот таким же летним днем, я не приманил к поселку семью парзов. Животных сумели завалить. Но вместе с ними погибло несколько взрослых и сильных охотников. И тогда, по приказу общины, меня приказали повесить. Сальные веревки нашлись сразу. И уже через полчаса я дергал ногами, безуспешно пытаясь оттолкнуться от воздуха. Я был слишком легким, чтобы сразу умереть от перелома позвоночника, и слишком слаб, чтобы выбраться из петли.

Сагенай замолк. Протер лицо, разминая затекшие щеки.

Малейн молчал, оглаживая ладонью полированное древко секиры.

— Очнулся я в лагере эливенеров. Братство одиннадцатой заповеди всегда помогало нашему поселку. Лечило, рассказывало новости, проповедовало понемногу. Тогда многие наши молодые парни отправлялись к ним в лагерь. И половина возвращалась ни с чем. Меня старик эливенер тоже взять отказался. Нашел провожатого и отправил в столицу, где я поступил в школу священников.

Сагенай подошел к костру, протянул мозолистые ладони.

— Вот только зверей приманивать я разучился навсегда, — шепотом произнес он.

Глава 6

Серовато-блеклое приземистое здание склада Малейн заметил издалека. Толстые металлические двери были приоткрыты. С потолка сыпалась на головы невесомая труха. Оставив пятерых человек у ворот, отряд втянулся в здание. Изнутри склад оказался еще больше, чем снаружи. Тянулись бесконечные ряды столов, дремала прикрытая пластиковыми чехлами техника. Внутри было тепло, и Малейн ощутил где-то на грани восприятия легкое покалывание. Внизу, скрытый свинцовыми плитами и слоем бетона, грелся атомный реактор. Прошло много тысячелетий, но система вентиляции и очистки воздуха работала бесперебойно. Эдвард подошел к щиту, когда-то покрашенному зеленой краской, но теперь совершенно проржавевшему. Зацепил дверцу рукояткой секиры, потянул на себя. Железная створка со скрипом отъехала в сторону. Внутри ровными рядами замерли рубильники. Черные пластмассовые ручки блестели от застывшей смазки, серебряные провода лишь слегка почернели от времени.