Николай Басов - Посох Гурама

Сердце гулко стукнуло. Вот теперь эта дыра в крыше и выдаст его. Он увидел, что один из наблюдателей посмотрел вверх. Если поднимется тревога, придется прыгать вниз и атаковать в самом невыгодном для себя положении.

Наблюдатель скользнул глазами по крыше над головой и… равнодушно перевел взгляд на озеро. Он, безусловно, увидел эту дыру, с того места, где он находился, ее невозможно было не заметить, но не придал ей значения.

Лотар быстро, в несколько перехватов, опустился на крестовину, лег на нее, и, когда уже собирался повиснуть на руках, наблюдатель наконец осознал, что видели его глаза.

— А это что такое?..

Тогда Лотар прыгнул.

Он не успел прицелиться для удара ногой, как хотел, но все-таки дотянулся ребром ступни до вояки, сидевшего на табуретке. Тот слетел со своего насеста, как катапультированный, и со странным жестяным стуком покатился по доскам.

Один из наблюдателей схватился за рог на боку и поднес его к губам. Но прежде чем он успел издать хоть звук, Лотар протянул в его сторону руку. В воздухе блеснул нож, выпущенный с огромной силой, и наблюдатель отлетел спиной к окну, в которое только что смотрел. Нож торчал у него из груди, вколоченный по самую рукоять.

Удар был так силен, что наблюдатель стал вываливаться в окно. Его упавшее тело еще вернее вызвало бы тревогу в замке, чем вой рога. Поэтому Лотар, оценив реакцию второго наблюдателя, который замер без движения и даже не пытался кричать, прыгнул к убитому, в последний момент успел схватить его за пояс и втащил на смотровую площадку. Все-таки, как он ни торопился, это потребовало времени. Повернувшись после этого, он оказался перед двумя противниками — стражником, закованным в неудобные доспехи с вычурными украшениями, и наблюдателем, который вышел-таки из ступора.

В руке у ночного наблюдателя был длинный и тонкий, как жало, клинок. Вояка был вооружен более основательно — тяжелым мечом для рубки, небольшим мечом для левой руки, кроме того, он откинул специальные шипы на щитках, прикрывающих колени, чтобы и их использовать в атаке. Мягким жестом Лотар выхватил второй метательный нож, но ночной наблюдатель это движение заметил и присел, раскачиваясь, чтобы сбить прицел.

А вот стражник не почувствовал опасности или понадеялся на доспехи и шагнул, привычным жестом опустив забрало. Этим он еще больше ограничил себе обзор. Лотар сделал левой резкое движение в сторону. Шлем громилы послушно повернулся следом за рукой, и под забралом справа для Лотара почти ослепительно блеснул треуголъничек незащищенной шеи латника. Лотар метнул нож и еще в его полете почувствовал, что попал. Латник замер, его руки, словно от невыносимой тяжести, стали опускаться, и наконец он рухнул, да так, что его шлем соскочил и покатился по полу.

Ну, если его приятели до сих пор ничего не слышали, то теперь живо сбегутся посмотреть, что происходит, подумал Лотар.

Наблюдатель ориентировался совсем неплохо, он видел, что Лотар смотрит на падающего латника, и прыгнул к нему. Оказавшись на расстоянии выпада, он выбросил руку вперед, надеясь насадить Лотара на свой кончар, как утку на шампур. Возможно, против другого противника это сработало бы, потому что в темноте ни это движение, ни сам клинок обычный человек не заметил бы. Но Лотар был не обычным человеком.

Он уклонился в сторону, пропуская мимо себя и удар, и наблюдателя, который, вероятно, так и не понял, куда делся противник, потом догоняющим ударом резко ткнул ногой в незащищенную спину соперника, добавив ему динамики. Тонкий, как спица, клинок, ударился в стену, воткнулся в податливый раствор между кирпичей и с громким звоном сломался у рукояти. Сломанный конец тут же выпрямился, дрожа, как вонзившаяся стрела. А наблюдатель, так и не успев хотя бы повернуться боком, наткнулся на сломанный конец всем телом.

Он так и повис, пришпиленный к стене, уронив руки, разведя ослабевшие ноги. На его губах еще пузырилась пена, он еще пытался что-то произнести или крикнуть, а Лотар уже поднимал люк, открывающий лестницу вниз.

Прежде чем спуститься, Лотар прислушался, не поднимается ли кто-нибудь ему навстречу. Но все выглядело спокойно. Лишь шлем латника еще покатывался с жестяным звуком из стороны в сторону, замедляя движение. Тогда Лотар бесшумной тенью скользнул вниз.

Лестница казалась бесконечной. Она уводила все ниже и ниже, и Лотар понял, почему шум на наблюдательной площадке не потревожил стражников — слишком высока была башня, слишком далеко находилась кордегардия. К тому же, когда лестница кончилась, перед Лотаром оказалась тяжелая, толстая дверь, которая так плотно входила в косяк, что не пропускала никаких звуков. Тогда он сосредоточился и попытался магическим видением понять, что происходит по ту сторону двери.

Людей было трое. Нет, все-таки четверо, но один был неактивен, скорее всего, спал. Еще один был очень возбужден, его возгласы и чрезмерно размашистые жесты создавали впечатление, что он не очень-то здоров, хотя ощущения этого человека были похожи скорее на состояние счастья.

Лотар проверил свою готовность, потом подцепил дверь одним когтем и потащил на себя. Дверь тихонько открылась.

Внутри был свет. Правда, такой тусклый, что не возникало сомнения — именно здесь наблюдатели отдыхали между дежурствами. Окна в комнате отсутствовали, а противоположная дверь была очень плотно пригнана к косяку, поэтому в помещении не возникло сквозняка, никто и не заметил, что дверь открылась.

В комнате стоял запах давно не мытых человеческих тел и светильного масла, запах дешевого вина и грязи. Лотар приоткрыл дверь пошире. Проверив рукоять Гвинеда, чтобы случайно не зацепиться ею за низкую притолоку, он скользнул в щель и тут же распластался по стене, стараясь слиться с ней.

Люди в комнате не заметили его. За столом, на котором тлела плошка с фитилем, сидели двое и играли в нарды. У дверей находился молоденький офицер. Он был мертвецки пьян и едва соображал, что творится вокруг. Стопка серебряных монет очень скоро должна была перейти к его противнику.

Против него сидел воин, только не дуралей, какого Лотар встретил наверху, а холодный, умный, жесткий, тренированный до последней жилки и готовый к поединку не меньше, чем отлично отполированный меч. В нем был только тот недостаток, что он слишком полагался на силу и его мускулы буквально не помещались в обширных, массивных доспехах. Шлем его лежал на другой стороне стола, до него он никак не успевал дотянуться. А вот меч был под рукой, и иногда он кончиками пальцев касался рукояти, украшенной резной костью.

В дальнем углу на широких полатях, в груде каких-то шкур, издававших невыносимую вонь, спал один из наблюдателей. Его опасаться не приходилось. А вот за спиной бойца, на расстоянии пяти шагов от следующей двери, ведущей в замковые коридоры, сидел второй наблюдатель. Он терпеливо и неумело пытался зашить свою темную рубашку, иногда так низко склоняясь над ней, что становилось ясно — глаза у него уже не те.