Александр Рудазов - Сын архидемона

— А что конкретно случилось-то? — любопытствовал я.

— Да психопат какой-то в вагоне ехал. Слетел с катушек и зарезал — вот правду говорю! — восьмерых! Восьмерых человек зарезал! Милиции набежало — страсть! Носом землю рыли, меня пять раз допрашивали, да все попусту.

— И что, поймали этого психопата?

— Наши-то менты? — презрительно хмыкнула дежурная. — Они поймают, пожалуй… лягушку за хвост. Никого не поймали, конечно.

Я еще минут десять выслушивал жалобы на российскую милицию и причитания по поводу того, что нынче по улице пройти страшно — не ограбят, так изнасилуют. Про себя я подумал, что грабить или насиловать мою собеседницу — даму гренадерского телосложения в добрый центнер весом — рискнет только очень храбрый человек.

В конце концов мне удалось вернуть нить беседы к интересующей меня теме. Я начал осторожно расспрашивать, не было ли у тех кровавых событий свидетелей, не видел ли кто-нибудь что-нибудь… или кого-нибудь.

— Да не было никого, — сварливо ответила дежурная. — Всех, кто того психопата видел, потом от стенок отскребали. Хотя… одна бабка вроде видела кого-то, но у нее с головой непорядок.

— С головой непорядок?.. Почему?

— Да она рассказывала, что он прямо в стену ушел. Вот так вот — бульк и нету. А поезд-то ехал на ста двадцати!..

Я сделал понимающее лицо, но мысленно поздравил себя с успехом. Теперь не осталось никаких сомнений — бойню в поезде устроил именно Палач. Похоже, его электронный мозг недолго продержался в мирном режиме. Даже до Москвы не доехал…

— Скажите, а поезду еще долго ехать оставалось, когда это произошло? — осведомился я.

— Да нет, уже к городу подъезжали. Когда милиция приехала, покойники еще теплые были.

— Угу, спасибо. И последний вопрос — случайно не знаете, как ту бабушку звали?

— Да мне-то почем знать? — удивилась дежурная. — Я с ней детей не крестила. У ментов спрашивайте, они знать должны.

Я окинул Москву чувством Направления и почувствовал большое количество милиции. Даже слишком большое, пожалуй. Мне столько не нужно. И никому столько не нужно. Нафига они вообще так расплодились? Всю экосистему загадили.

Каждому двоечнику же известно — когда в лесу слишком много волков, зайцы удивительно быстро заканчиваются. А после исчезновения зайцев начинают вымирать и волки — от голода.

У людей все примерно так же.

Фамилия этой старушки оказалась такая, что с первого раза и не выговоришь — Перерепенко. Я отыскал того следователя, который полтора года назад вел вагонные убийства, и узнал, что показания свидетельницы к делу подшиты не были по причине полной их, показаний, бредовости. Саму же свидетельницу увезла скорая с желтым крестом.

На следующий день я начал обходить сумасшедшие дома. Даже в многомиллионной Москве их не так уж и много, так что уже через несколько часов я отыскал тот, в который угодила госпожа Перерепенко. Правда, ее саму я там не нашел — давно выписалась и уехала домой, в Кемерово.

Пришлось мне отправляться в командировку. Со своим новым кулоном я без проблем мог бы и поехать на поезде, и полететь на самолете — но зачем это тому, у кого есть крылья? Летаю я медленнее самолета, зато не нужно тратить время и нервные клетки в аэропорту. Да и вообще мне нравится летать.

Туда и обратно я обернулся за двое суток. Управился бы и быстрее, если бы не пришлось потратить почти целый день на розыск бабушки Перерепенко. Оказалось, что живет она не в Кемерово, а в поселке Бачатский, вместе с дочерью, зятем и двумя внуками. В Москву ездила погостить у другой своей дочери, переехавшей в столицу двадцать лет назад.

К сожалению, ничего интересного гражданка Перерепенко мне не рассказала. Мне и дверь-то открыли далеко не сразу. Трудно их за это упрекать — я нагрянул тридцать первого декабря, в девять часов вечера, когда все уже сидели перед телевизором с шампанским и оливье.

Однако семья Перерепенко не была настолько жестока, чтобы выгнать на мороз хрупкую девушку, в личине которой я появился. Меня впустили, обогрели и даже посадили за стол. Я с грустью подумал, что яцхена бы они черта с два приняли так тепло. Сами представьте реакцию людей, к которым зимней ночью заявляется вот такое когтистое-клыкастое.

Чтобы объяснить столь внезапный визит, я представился следователем из милиции. Мол, поездатый маньяк продолжает бесчинствовать, надо по новой снять показания со всех свидетелей. Я даже удостоверение показал — правда, издалека и не раскрывая. Эти корочки мне одолжил Щученко[1], так что внутри красовалось мужское имя, мужская фотография и звание полковника КГБ. Плюс еще и выдано было удостоверение в 2012 году…

Эти славные люди долго меня жалели. Мол, такая молоденькая девушка, а должна под самый Новый Год ездить к черту на кулички. А когда они узнали, что я только задам несколько вопросов и обратно, то ужаснулись и стали настаивать, чтобы я у них переночевал. Мол, совсем с ума сошла девка — ночь на дворе, метель метет, да и электрички уже не ходят.

От ночлега я отказался, отбрехавшись тем, что приехал на собственной машине. Хотелось бы, конечно, остаться, послушать бой курантов, обращение президента и заливистый смех Петросяна, но я торопился закончить все побыстрее. Джемулан и без того уже начинает беситься, что я так долго копаюсь.

К тому же спать в кровати мне неудобно. Предпочитаю вниз головой.

Так или иначе, полезной информации я получил ноль. Да, бабушка Настя действительно ездила в Москву в мае прошлого года. Да, она присутствовала при жутком побоище, устроенном одним из пассажиров. Да, она может его описать — здоровый такой детина, короткая стрижка, кожаная куртка. Сильно пьющий, сразу видно — рожа синяя вся и глаза точно стеклянные. Не иначе допился до белой горячки, вот и пошел народ крошить. Всех перерезал, кто в том вагоне ехал.

— Кроме вас, — уточнил я.

— Дак я там и не ехала, — покачала головой бабушка. — Я в соседнем вагоне ехала. А в этот до ветру ходила — а то у нас очередь шибко длинна была. Вышла из тамбура, увидала того убивца — аж обмерла. А он на меня глянул дак… ой, не приведи господь сызнова встретить. Чтоб он пропал совсем, синяк проклятый.

Я спросил насчет прохождения сквозь стену. Бабуся сразу подозрительно прищурилась и начала мямлить, что это ей все с испугу почудилось — а на самом деле убийца просто выбил стекло, да и выпрыгнул…

Что, говорите, все стекла в вагоне были целые? Ну значит еще как-нибудь выбрался, мало ли…

Я видел по глазам бабушки Насти, что она прекрасно все помнит, но признаваться не хочет. В прошлый раз рассказала как есть — так ее в дурку отправили. Сидеть там старушка не хотела, а потому быстренько согласилась, что проходящий сквозь стену человек ей привиделся из-за шока. Да и возраст уже, сердечко пошаливает, глаза не видят ни дыры. Лечащий врач ей посочувствовал, удостоверился, что пациентка совершенно вменяема, и выписал на свободу.