Пола Вольски - Наваждение

Повелительный тон Цераленн во Рувиньяк сразу же внушал почтение.

– Хорошо, бабушка.

Отодвинув тарелку, Элистэ послушно поднялась, прошлась по гостиной, постаравшись вложить в походку всю свою грацию, взмахнула пышными юбками и повернула обратно. На ходу она исподтишка разглядывала бабушку, та же откровенно рассматривала внучку Цераленн было уже за семьдесят, но она каким-то образом обманула время. Даже на близком расстоянии ее лицо, казалось, почти не имело морщин и все еще оставалось прекрасным: безупречный овал, классически правильные черты и большие карие глаза. Красота эта, по мнению Элистэ, несколько блекла из-за толстого слоя румян и мушек из черной тафты. Волосы бабушки, напомаженные и посыпанные седой пудрой, были уложены в массивную старомодную прическу. Если Цераленн и ощущала тяжесть своих волос, то виду не подавала и сидела преувеличенно прямо в своем высоком кресле, не касаясь спинки. Возможно, это объяснялось давними заботами о совершенстве осанки, но не только, ибо под платьем бабушка была от груди до бедер туго затянута в старомодный жесткий корсет на косточках. Однако эта старомодность шла ей; талия Цераленн все еще оставалась тонкой, а низкий квадратный вырез платья обнажал белую и мягкую, как у девушки, кожу на шее и груди. Возраст, правда, выдавали руки – со вспухшими венами и в старческих пятнах, несмотря на многочисленные кремы и ароматизированные ванночки. Одной рукой она сжимала резную трость из слоновой кости.

Без сомнения, личность Цераленн производила впечатление на окружающих. Войдя в дом, Элистэ сразу обратила внимание, что традиционная элегантность и роскошь сочетались здесь с чем-то оригинальным. Это она почувствовала уже в чопорной, но уютной спальне, куда их с Кэрт отвели сразу же по прибытии, а также в столовой, где Элистэ сидела за столом с гостями – многочисленными родственниками и бессчетным количеством шумных и удивительно похожих друг на друга детей.

Сама Цераленн во Рувиньяк, однако, на обеде не присутствовала. Вскоре после трапезы Элистэ получила записку, приглашающую ее в апартаменты хозяйки. Там она наконец и встретилась со своей легендарной бабушкой и тут же подверглась самой суровой за всю свою жизнь инспекции.

– Реверанс, – командовала Цераленн. – Еще раз, и пониже. Встань и раскрой веер. А теперь защелкни его с очень неприступным видом. Так, достаточно. Можешь идти на место.

Элистэ повиновалась.

Некоторое время Цераленн молча размышляла, глядя на внучку. Элистэ, обиженной этим долгим досмотром, стало неловко. Она почувствовала, как злой румянец разлился по ее щекам. Этикет не допускал устных жалоб, но существовали и другие способы выразить недовольство. Вздернув подбородок, девушка в свою очередь уставилась на бабушку холодным и спокойным, почти нахальным взглядом. Она научилась ему у Стелли дочь-Цино, непревзойденной мастерицы но этой части.

Заметив ее взгляд, Цераленн улыбнулась, каким-то образом ухитрившись раздвинуть губы так, чтобы не сморщилась кожа вокруг глаз.

– Ну что ж, – изрекла она. – В тебе есть некоторая дерзость, некий намек на характер. К счастью, ты совсем не похожа на свою мать. В тебе много от отца, что уж тут поделаешь! – но будем надеяться, сходство чисто внешнее. В некоторых твоих жестах и движениях я узнаю себя – такой я была в молодости, и это наиболее обнадеживающий факт. В общем, надежда есть.

– Надежда, бабушка?

– Не называй меня так, это наводит тоску. Без сомнения, однажды ты сама это поймешь, и когда роковой день настанет, вспомни обо мне, ибо вряд ли я смогу стать свидетельницей этой нашей общей неприятности. «Бабушка» звучит достаточно оскорбительно, а уж «прабабушка» – вообще отвратительно. Нет, я этого не допущу. Обращайся ко мне «мадам». Так принято.

– Надежда на что, мадам? – Элистэ едва сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха.

– На успех, на хороший прием, на власть, на удачу. Ты никогда об этом не думала, дитя мое? Зачем же ты приехала в Шеррин?

– Ну, потому что здесь интересно, весело, роскошно.

– Совершенно верно. Как нигде. И ты, что же, воображаешь, что этот занудный дурень – твой отец, с его высохшими мумиями и заспиртованными печенками, – сможет обеспечить твое представление ко двору с истинно отеческой щедростью? Это ведь дорогостоящее предприятие – туалеты, драгоценности, разные необходимые безделушки. Выдержит ли он такие расходы, которые удовлетворили бы твою юную жажду удовольствий и новых впечатлений?

– Ну, конечно же, он надеется на мое удачное замужество. Это так понятно, – пожала плечами Элистэ.

– Ты не должна пожимать плечами. Такой жест считается неуклюжим.

– Это естественный жест, я не вижу в нем ничего дурного.

– Ничего дурного в естественном? Позволь сообщить тебе, моя дорогая, – Цераленн стукнула об пол тростью для пущей выразительности, – природа – вещь непостоянная, и мы должны сопротивляться ее зловредным проявлениям со всей силой и энергией, которые нам подвластны. И не говори мне, пожалуйста, о философах, об этом вашем Рес-Расе Зумо и ему подобных с их нелепыми пасторальными фантазиями. Они сочиняют небылицы о мире, которого никогда не было и никогда не будет, все это ничтожные экзерсисы их неразвитых умишек. Реальная природа чаще всего отвратительна и груба. Искусство и Воля, соединенные вместе, могут подчинить себе природу или, по крайней мере, преобразовать ее себе на благо. Под моим руководством, внучка, ты научишься этому.

– Вы думаете, я не способна преобразовать природу себе на благо? – поинтересовалась Элистэ, не желая отступать.

– Конечно, нет, но у тебя хороший инстинкт. Поверь, я не виню тебя. Всю жизнь ты просидела в этой глуши, в Фабеке, отрешенная от всех благ цивилизации; так откуда тебе иметь представление об элегантности? Странно еще, что ты умудрилась избежать этого ужасного налета провинциализма. Правда, ты делаешь кое-какие ошибки в выговоре, но тебя не примешь за деревенщину. Эта природная грация досталась тебе по наследству, не сомневаюсь, что от меня. За время, которое еще остается до твоего представления ко двору, мы разовьем эти способности, закамуфлируем недостатки и подчеркнем твою привлекательность; будем доводить тебя до совершенства, пока не сочтем достаточно конкурентоспособной.

– Какой-какой, мадам?

– А разве ты не надеешься на удачное замужество или связь? Разве ты не стремишься к богатству, славе, высокому положению, независимости – ко всем этим бесценным преимуществам, сопутствующим подобным партиям?

– Да, но…

– Старших отпрысков знатнейших родов Возвышенных довольно мало, – пояснила Цераленн. – Имей в виду, только старшие сыновья достойны внимания, ибо они наследуют состояние. С другой стороны, молодым девицам среди Возвышенных – несть числа, а честолюбие их огромно. Каждая из них, независимо от возраста, положения и привлекательности, – или отсутствия таковой – полагает, что может стать супругой будущего наследника, и соответственно этому избирает мишень. Я всегда считала, что расчет в подобного рода делах – безвкусен и неуместен, но иногда он срабатывает. Ты понимаешь меня, внучка?