Лев Рыжков - Золотарь

Как из-за стекла аквариума выглядывает лупоглазая амфибия, так и из зеркала выглядывало толстое глупое лицо с мутными глазами.

– Она на вас совсем не похожа, – сказал Кристоф и, в свою очередь, втянул щеки и вытаращил глаза – в одном из зеркал появилась Клара. – А вот вам моя сестра…

– Очень похоже! – рассмеялась Вероника.

Кристоф взял ее руку. Та мягко легла в его ладонь.

Против рукопожатий Вероника не возражала. Они обошли всю залу, строя самые уморительные рожи и хохоча, как дети.

В портретной галерее Кристоф спросил:

– Давно ли ваша сестра замужем?

– Уже два года. Муженек у нее, – на мгновение она высунула кончик языка, – противный. Он негоциант из Венеции. Проездом в наших краях был… Мне он всегда почему-то напоминал хорька. И женился-то он исключительно из-за денег. Отец тогда богатый был. Это уж потом пожары случились, может, слышали?… И даже просто, по-человечески, жалко бедную Лизхен… Каково ей там, в Венеции?

– Венеция – хороший город, – сказал Кристоф и после непродолжительного молчания попросил:

– Расскажите мне о себе.

– А что вас интересует? – Глаза Вероники блеснули.

– Ну хотя бы как вы живете там, у себя, в поместье?

– А что рассказывать? Живем мы однообразно, хотя и не скучаем. Я люблю читать книги, вышивать, прогуляться верхом.

– Мне кататься верхом тоже нравится, – сказал Кристоф. – Тут наши интересы совпадают.

– А еще, – продолжала Вероника, – мне очень нравится ездить в город. Тогда для меня наступает настоящий праздник.

– А… в общем… как бы это сказать?… Есть ли у вас кто-нибудь?

– В смысле? – Вероника с любопытством посмотрела на Кристофа.

– Любите ли вы кого-нибудь или любит ли кто-нибудь вас?

– Да что вы!… Живем мы в глухомани. Медведь, и тот в радость. Если какой-нибудь молодой человек и окажется у нас проездом, так отец с порога ему заявляет, что приданого за мной не дает. – Вероника рассмеялась. – Вы правы, Кристоф, он все-таки ужасный солдафон.

Некоторое время они пересекали галерею в молчании, держась за руки.

– Никогда не знаешь, – нарушил молчание Кристоф, – где найдешь, где потеряешь. Вероника, я никак не ожидал, что в этой Богом и людьми забытой глуши вдруг встречу вас.

– Что вы хотите этим сказать?

– Вы мне очень нравитесь.

– Вот как… Молодой барон, оказывается, галантен.

Что ж, вы мне тоже нравитесь, Кристоф.

– Перейдем на ты?

– Хорошо, – сказала Вероника. Они остановились около поясного бюста какого-то толстяка с отвисшей нижней губой. – Только не думай, что раз я так быстро перешла на ты, то, значит, со мной все можно…

– Разумеется, – сказал Кристоф, после чего торопливо поцеловал ее в губы. Сначала сжатые, они медленно-медленно раскрывались, как будто распускался цветок, бледный ночной цветок – лилия-нимфея. Внутренность этого цветка обжигала и опьяняла. Руки Кристофа сомкнулись на тонкой талии юной графини.

Кристофу казалось, что он летит, улетает куда-то далеко-далеко. Нежно подмигивают звезды, ласково кружит Млечный Путь. Руки его чувствовали, как напряжено тело Вероники.

– Молодой барон замечательно целуется! – вздохнула Вероника после продолжительного поцелуя, глаза ее озорно блестели.

– Ты тоже! – воскликнул Кристоф, гладя ладонями ее руки. – Это было… божественно!

– Пойдем, наверное, – прошептала Вероника. – Как бы папаша мой чего не подумал!…

– А думает он правильно, – сказал Кристоф,

– Расскажи мне, кто эти люди на портретах. Эти люди – твои предки? Кристоф!

– А! Да… Я тут недавно, еще не помню, кто есть кто. Но, по-моему, вот этого колесовали, этого четвертовали, вон тот объелся, а вон того, в доспехах конкистадора, насмерть заклевали страусы.

Вернувшись, Вероника и Кристоф застали ту же обстановку, что и по уходе. Клара, прямая и неподвижная, как грот-мачта, погружала ложку в суфле. Беседой все так же распоряжался граф.

– И вот, – рассказывал он, – когда я увидел, что ко мне приближаются два бородатых русских казака, что, по-вашему, мне оставалось делать?

– Убить их! – воскликнула баронесса-мать.

– Я предпочел другое…

– Неужели вы их зарубили?

– Сударыня! У нас кавалеристов убить означает зарубить. Я же предпочел совершить ретираду!…

– Ах! – воскликнула баронесса-мать. – Господин граф! А как вы находите это суфле?

– О, сударыня, оно прелестно! И все-таки согласитесь: Германия должна владеть морями! А, кстати, вот и наши голубки.

– Папа! Мы не голубки! – сказала Вероника.

– А за ручки-то как держитесь! Право, голубки и голубки! Нацеловались?

– Папа, вы нетактичны!

– Да ладно! Господин барон, как вы относитесь к мысли взять мою дочь себе в жены?

– Папа!!! – Вероника снова покраснела.

– Я, – сказал Кристоф. – Я… А, черт меня дери, господин граф, я согласен!

– А вот это по-нашему! – захохотал граф. – Вот это дело! За это можно и выпить! Эй, ты, барбос! – обратился он к подметальщику. – Налей-ка нам с господином бароном того вон вина!

Неожиданно дверь трапезной распахнулась, вошел дворецкий, весь в золотых украшениях, даже обожженное лицо он перемотал узорными тряпицами. Трижды низко поклонившись, он объявил:

– Уважаемые господа! Сегодня у нас событие необычайное! Испокон веков замок Дахау считался местом негостеприимным. Двести лет в нашем замке не было гостей. Вы, граф, и вы, графиня, -л первые наши визитеры за много-много лет. И вот в честь такого случая прислуга, втайне от господина барона подготовила… карнавал!

– Ура! – закричала Вероника и захлопала в ладоши. – Кристоф! Какие у вас чудесные слуги!

– Да уж! – Кристоф утирал ладонью лоб, который даже взмок от удивления.– Посмотрим, что это за карнавал!

2. Карнавал

Дворецкий не уставал раскланиваться. Глаза его блестели: в них, кажется, таилось какое-то выражение, но трудно сказать какое – то ли радость, то ли гордость, то ли даже ехидство. Уже несколько дней Кристоф дворецкому не доверял: мало того, что в поведении и речах тот допускал неуместную, граничащую с дерзостью иронию, откровенно не одобрял изгнания хлебателей, затаил обиду за случай на ярмарке. Помимо прочего, подозрение внушало и его неведомо как и где обожженное лицо. И сейчас Кристоф вполне рассчитывал на ответные пакости с его стороны.

Посему затея с карнавалом возбудила в душе юного барона крайнее недоумение.

– Извольте следовать в залу кривых зеркал! – молвил замотанным парчою ртом дворецкий и со степенной неспешностью отправился, указывая направление.

– Ой! Как здорово! – Вероника захлопала в ладоши и даже подпрыгнула. – Я там уже была сегодня, папа! Мне так понравилось!