Наталья Соболева - Пламя и пепел

— Ну, когда-то нужно было, — я осторожно прижалась к его щеке, — не весь же век в твоей берлоге сидеть.

Ожоги и царапины на его лице, так напугавшие меня, уже почти затянулись, но, наверное, от них останутся шрамы. Сегодня мы в первый раз решили выйти «в свет». И уж кому было торопить его, но только не мне. Договаривая фразу, я поймала себя на том, что исподтишка оглядываю зал.

— В отношении нас с тобой выражение «весь век» вообще звучит интересно, — мягко рассмеялся он, — Всего лишь неделя, — Устроившись поудобнее, он подозвал официанта.

Это было еще так непривычно — и мне, и ему. Все произошедшее сильно изменило нас обоих, и теперь нужно было привыкать ко всему новому, разбуженному этим потрясением. И ничуть не меньше его нового восприятия себя как Феникса каждый раз удивляло слово «мы», которое он произносил так непринужденно, но осторожно и мягко. Наверное, я слишком долго пробыла волком-одиночкой, и теперь странно было ощущать, как через броню пробивается тонкий росток вечного чувства, которое, если честно, мне было боязно носить в себе.

Тогда, вытащив меня из пещеры, Этьен, поймав попутку, отвез меня к себе домой. Надо думать, шофер был напуган странной парочкой, остановившей его машину на трассе за городом — мужчина в ссадинах, порезах и ожогах, и бледная женщина без чувств на его руках. Красивая женщина — мне нисколько не совестно это признавать, ведь в этом не только не было моей заслуги, это не было даже моей постоянной характеристикой. Одежда на нас была, конечно же, соответствующая — сама по себе приличная, но грязная и местами рваная. Я не помнила ни этого, ни того, как мы выбрались из пещеры. До сих пор было неловко, что Этьену пришлось выносить меня на руках — он так и не признался, долгий ли был путь.

Я с горечью обнаружила, что утраченные силы накапливаются с трудом. И все эти дни мы, в общем, не покидали квартиры Этьена — довольно просторных холостяцких апартаментов. Я рано засыпала, просыпалась к полудню и вообще почти не вылезала из постели. В ответ на мои слова о том, что ему тоже нужно отдохнуть и не мешало бы сходить к врачу, Этьен только отмахивался и удваивал свои заботы обо мне — приносил фрукты и калорийные вкусности, брал напрокат диски с комедиями и устраивал нам солнечные ванны на балконе. Телевизор в эти дни мы совсем не включали, да и компьютер использовался скорее как плеер, за исключением электронной почты, куда пришло несколько посланий от Алисы — милых открыток или небольших записочек с новостями и пожеланиями выздоровления. Я почти совсем не отвечала даже ей. Нам не было дела до того, что происходило за стенами квартиры, в которой, кажется, пробивалось сквозь иссушенную почву что-то тонкое и эфемерное, но излучающее свет и тепло.

Но лучше — и непривычнее — всего было то, что мы много говорили. Говорили, оставляя в стороне магию и все происшествия, о самых важных на свете мелочах. О привычках, прочитанных книгах, общих знакомых и любимой еде.

Это были бы просто райские каникулы, если б не непрекращающееся ощущение беспомощности и внутреннего разлада, от которого, казалось, ничто не спасало. В то самое время, как Этьен нашел внутреннюю опору, я свою потеряла.

В один из дней к нам наведался мсье Кортен. Войдя в квартиру, он виновато переминался с ноги на ногу в прихожей, не зная, что сказать — он чувствовал себя ответственным и теперь не представлял, что можно сделать. Мы попытались пригласить его остаться на чашку чая, но он, запинаясь, отказался. Впрочем, мне тоже не очень хотелось его видеть, хотя особых причин на то не было. Для него они были двуличными маньяками, но я-то знала, что все равно попала бы к ним в лапы, а раньше или позже — наверное, не имело значения. И это была одна из вещей, сводивших меня с ума в редкие минуты одиночества — как они меня нашли?

Однако сейчас мы пытались расслабиться, сидя за столиком в небольшом пабе, и я старалась поменьше смотреть по сторонам. Чужие лица оставляли ощущение неправдоподобности, напоминали об угрозе. Наперекор себе я улыбнулась. Поиграв соломинкой в стакане с соком, я шутливо чокнулась с Этьеном и отпила глоток.

— Ну, что с тобой такое?

Уж конечно, мои попытки спрятать тревогу не помогли, он все заметил. И отмалчиваться тоже бесполезно — разгадает.

— Я… все ищу их.

— Моя хорошая… Я ведь говорил, их нет. Они… сгорели.

Я продолжала оглядываться, а он — избегать прямых выражений. Все-таки это страшно, когда ты кого-то уничтожаешь, даже если они — чистое зло.

— Может, все потому, что ты не хочешь мне рассказать. Меня там как будто и не было, понимаешь? То, чего я не видела — все равно что не происходило. Если бы я могла хоть как-то представить….

— Ну вот, опять. Почему тебе так хочется вспоминать об этом? Я старался сделать все, чтоб ты могла хоть на короткое время забыть…

Я мотнула головой — забыть все равно не получится.

— Ну, может быть, хотя бы не здесь? — он нагнулся ближе к столику, вытянув шею, — Все-таки люди вокруг, не будем же мы обсуждать…

— Никто и не услышит, — ответила я, снова оглянувшись, и уже зная, что это ни к чему не ведет. Бывает, что просто знаешь, что прямо сейчас тебе эту стенку не прошибить.

— Давай все же постараемся расслабиться и насладиться нашим первым свиданием, а?

— Свиданием? — мои брови неудержимо ползли вверх, и, кажется, даже рот остался открытым. Вот это да!

— Ну, а как же это еще назвать? Романтическая встреча двух влюбленных, — Этьен потянулся ко мне через стол, намереваясь поцеловать. Я отпрянула, — Вивиен?

Я слишком ясно чувствовала, где нахожусь. Каждого человека здесь я будто бы ощущала кожей, они загромождали мои чувства, мешали — и, может быть, кто-то из них действительно мог услышать, просто заметить нас…

— Извини. Я не могу… при всех людях… Может быть, лучше пойдем… домой?

Снова эта пауза — мне так непривычно это слово, что каждый раз я словно бы на секунду задумывалась, прежде чем его произнести. И Этьен ее заметил — сразу нахмурился.

— Скажи, что не так? — в голосе проскальзывало раздражение, как он ни старался его скрыть.

— Не знаю… Наверное, я просто устала. Знаешь, все-таки я еще не восстановилась, и весь этот шум и толпа немного действуют мне на нервы.

Как банально это звучало — но я не могла найти других слов, чтобы описать то напряжение, от которого хотелось не то бежать, не то просто перестать что-либо чувствовать.

— Ото всех не спрячешься, — вполголоса буркнул он, снова подзывая официанта, — Счет, пожалуйста.

Мы снова оказались в квартире Этьена — гораздо скорее, чем думали, и в этом была виновата я. Может быть, мое тело, из которого похитители высасывали энергию, чтобы меня же и пытать, почти уже восстановилось — но рваные раны в душе оказались глубже, они не хотели так скоро сдаваться. Сбросив обувь, я тихо подошла к нему.