Кирилл Клеванский - Путешествие на восток

Дорожки петляли и уходили куда-то в глубь. Деревни строятся просто — от центра и на окраину, и здесь не соблюдается никакой системы, четких переходов и прямых линий. Все навалено в кучу и перемешано в хитрой паутине дорожек. Кстати, именно поэтому Москву и называют "Большой деревней", а вовсе не потому что там царит хамство и полное неуважение к ближнему твоему, может и поэтому. Но вы не подумайте, я к жителям столицы отношусь нормально, непредвзято. Просто, видимо так сложилось, что из всех людей, которые живут в этом городе, я общался с самыми, как бы это сказать — "москвичами" что ли. Хотя и было пара нормальных, даже приятельские отношения установились. Но на полсотни их оказалось всего трое. Хотя, я где-то слышал что Москвичи о Петербуржцах примерно того же мнения. В общем, две столицы в одной стране это "не есть гуд".

Дома, ближе к краю становились все беднее, пропали беседки, заборы обветшали, и виднелись даже огороды поросшие сорняками, а это признак крайнего упадка. И все же я не мог найти нужного мне здания. И когда я уже почти отчаялся и был готовь месить грязь по направлению к таверне, мне попался на глаза дверной косяк одного из обветшалых домиков. Это было единственное крыльцо в округе, которое даже в предсумеречный час освещалось факелом.

Дом был хороший, крупный, с массивными бревнами у снования, ухоженным огородам, маленькой банькой и даже некрупным амбаром. Что же он делал в "бедном районе"? Просто, когда сюда заезжали нынешние хозяева, он действительно был бедным, но наш брат труда не боится… И единственное что разбивало образ аккуратного жилища, это изрезанный царапинами косяк входной двери, причем факел водрузили таким образом, будто специально хотели подсветить эту паутинку.

Я, нисколько не боясь и не стесняясь, перегнулся через калитку и отодвинул задвижку. Эти задвижки вообще скорее для антуража, чем для какой-то реальной защиты. Подойдя к дому, все так же держа в левой руке уже потеплевшую ладошку дочери визиря, я провел пальцами правой по косяку. Царапины не были старыми, создавалось такое ощущение будто их подновляют чуть ил не каждый день. Я прикрыл глаза и глубоко вздохнув, постучал в дверь. Спустя пару минут раздались шаги.

— Кто такие? — дверь открыла пожилая женщина. Она была высокого роста, крепко сбита, седые волосы были стянуты в тугую косу, а в мозолистых руках лежала крупные скалка, которая в это мгновение казалась пострашнее наточенного бастарда. Из одежды на крестьянке был простой, но приятный сарафан, а на ногах ладные сапожки, которые и не у каждой горожанки найдутся.

Засунув руку за пояс, я вытащил из потайного кармашка одну из последних золотых монет. Их у меня осталось всего четыре.

— Не пустите ли вы переночевать на сеновале? — спросил я протягивая монетку. Вы наверно уже пальцем у виска крутите, предлагать крестьянину целый золотой за постой разве что не в хлеву.

— У нас на сеновале крыша протекает, и кот шальной ходит, — покачала головой женщина. На старуху она ну ни как не тянула.

Я убрал золотой, и из другого кармашка достал последнюю серебруху.

— Не пустите ли вы переночевать на чердаке?

Хозяйка покачала головой во второй раз.

— Чердак весь в пыли и мусоре.

Тогда я в третий раз сменил деньгу, достав медную монетку.

— Не пустите ли вы нас переночевать в свободной комнате? — спросил я.

— Старый! — раздался крик. — К тебе тут пришли! А вы проходите, нечего на ночь глядя на пороге толкаться.

Я улыбнулся и спрятал монету, а наткнувшись на полные недоумения зеленые глаза, поддался какому-то наитию и подмигнул. Внутри все было так же как и в нашем с Добряком срубе. Ну, почти все так же. А если честно, то это все равно что сравнивать номер люкс, и наркоманский хостел. У нас были земляные полы, из которых частенько вылезали черви. Здесь же пол был деревянный, залитый смолой, потом посыпанный песком, и сверху укрытый досками. Потолок был из колотых пополам бревен, уложенных на поперечную балку, и вся эта конструкция оказалась обмазана глиной. Стены же были обвешаны липовыми досками, и внизу стояли резные лавочки. Выше виднелись аккуратные полочки с разным добром. На окнах же висели занавески, а это уже в принципе нонсенс, в поселке еще ладно, но в деревушке, фактически хуторке, это признак зажиточности. Наверно странно говорить про зажиточность, когда в доме живут двое людей в возрасте, когда ни в мастерской, ни в поле не поработаешь. Но все объясняется одним простым фактом.

— И кого там принесло на ночь глядя, — из-за угла вышел крепкий старичок с повязкой на левом глазу и целой плеядой шрамов на руках. — Кому по ночам не спится?

— Хорошего ветра, — кивнул я хозяину дома.

Тот лишь отмахнулся и протянул мне руку.

— Прямых дорог. Но какой в этой тюрьме ветер и дороги?

Я пожал ему руку как это было принято на Ангадоре, то есть сжимаешь не ладонь, а предплечье.

— А тебе, труп ходячий, значит дроги и ветер подавай да? — раздался голос хозяюшки откуда-то с кухни.

— Молчи, карга древняя! Лучше стол накрывай.

— Пень трухлявый, ишь как перед гостями нахохлился.

Странно, но все это вызывало у меня лишь улыбку. Женщина продолжала распаляться, но старик прикрыл дверь, ведущую судя по всему в обедню.

— Вот ведь достала, — выдохнул он. — Знаешь, молодой, не женись. Что хочешь по жизни делай, но не женись.

Я сперва не понял к чему-то он, но Мия, поспешно вырвавшая свою ладошку из моей руки, сама дала ответ.

— Мы не вместе! — взвизгнула она.

— Вот о чем я и говорю, — опят вздохнул мужик и опустился на лавочку, я дождался пока сядет леди и уже потом присел сам. Хоть чему-то Лейла и Норманн меня обучили. — Вы даже не вместе, а она уже вперед мужского слова лезет. А как браслет на запястье появится, так такое впечатление что не беседу ведешь, а от служивого пытаешься отбрехаться. Натурально за глотку держат.

— Спасибо тебе за совет, — хмыкнул я. — Видимо и ты не нашел под пнем книгу в золотом тиснении, где было бы написано как ужиться с женой и другой женщиной?

— Многое я под пнем видел, многое в мешок спрятал, много на торг оставил, но такой книги не видывал. А если бы и видывал, тебе, зеленому, ни в жизнь бы не отдал.

— Так мне и не надо во владение. Так, полистать бы, посмотреть одним глазком. Глядишь, и жизнь бы наладилась сразу.

— А что, без знаний нужных совсем все плохо? — прищурился дед. Мия же лишь смотрела на нас с легкой опаской, как смотрят на сумасшедших, ведь её "наш" язык, вроде и Имперский, был совсем не ясен.

— Не поверишь. По глупости делаю глупые вещи, по неразумению говорю неразумные слова. Даже не знаю что такое.