Мирей Кальмель - Песнь колдуньи

— Прошу прощения, в моем возрасте следует быть серьезнее, но я не знаю, что на меня нашло. Хотя… С этим местом связано столько воспоминаний, я провела здесь столько счастливых дней… — сказала она Сидонии.

— Не надо извиняться, моя девочка. Смотреть на вас с Клодин было удовольствием, правда, Марта?

— Разумеется, мадам. Добро пожаловать, мадемуазель Филиппина!

Девушка кивнула в знак благодарности и отвернулась. Все-таки некоторые вещи не имеют логического объяснения… Даже этот хриплый, словно бы исходящий из земных недр голос вызывал у нее отвращение.

Сидония ласково обняла Филиппину за плечи и повела к лестнице:

— Знаешь что, моя дорогая Елена? Пускай тебе еще не известно, как делают детей, но влюблять в себя ты умеешь превосходно! Симпатию этого чудовища не так-то легко заслужить!

Марта осталась во дворе. Сердце ее билось быстрее обычного, душа ликовала. Елена… Сидония назвала девушку Еленой!

Она подавила смешок. Если Жанна де Коммье хотела защитить дочь, назвав ее Филиппиной, она просчиталась. Судьба все-таки настигла девушку, и теперь мать не сможет ничему помешать. Время пришло. Наконец-то!

Она жадным взглядом следила за Флиппиной, пока та, сопровождаемая Сидонией, не скрылась в дверном проеме.

Марта пошла было за ними, но внезапно остановилась. Чувства ее обострились, и причиной тому были и эта неожиданная новость, и приближение полнолуния. Она обернулась, уверенная, что за ней никто не наблюдает. В нескольких шагах от нее служанка с ведром, которое она несла от колодца, остановилась, чтобы смахнуть со лба пот. Глаза Марты сузились почти до щелок.

— Тебе что, заняться нечем?

Девушка, щупленькая и еще моложе, чем Филиппина, вздохнула, подхватила ведро и, не успев сделать и двух шагов, споткнулась и упала прямо перед горничной, окатив ее юбки водой. Ее неловкость разозлила и в то же время возбудила Марту. Схватив служанку за руку, она рывком поставила ее на ноги и наотмашь ударила по щеке, добавив глухим голосом:

— С наступлением ночи придешь ко мне отрабатывать свою провинность. И не вздумай кому-нибудь рассказывать, а то сильно об этом пожалеешь!

Перепуганная девушка схватила ведро, бегом вернулась к колодцу, набрала воды и на этот раз нашла в себе силы донести его до кухни, моля про себя Господа защитить ее этим вечером от злой демоницы.

Глава 12

История, которую Жерсанда рассказала дочери, походила на сказку, какие разносят по свету менестрели. Альгонда никак не могла поверить в услышанное, и все же сердцем понимала, что все это — правда.

Девушка потеряла сон. Этой ночью, как и каждую ночь с того дня, когда она переступила порог проклятой комнаты, она вертелась на постели, так как сон не шел к ней. За занавеской, на своей кровати, утомленная тяжелым днем, посапывала Жерсанда.

Сегодня случилось так много всего… Начать с того, что жар у барона прошел так же внезапно, как и начался. Четверо суток он метался в бреду, а на пятые проснулся на своей постели с чувством, будто прилег отдохнуть на пару часов после отъезда Сидонии. Жерсанде пришлось рассказать ему о его недомогании. Кроме того, управительница сообщила, что он, по всей вероятности, перед тем как уединиться в своей спальне, успел сломать печать запертой комнаты на верхнем этаже башни.

— Вы уверены, Жерсанда? Я этого не помню.

— Я сама проверяла, мессир.

— И что теперь?

— Ничего! — отрезала управительница.

— А Мелюзина?

— Она не показывалась.

— Камин… Над камином был портрет? — спросил он, вспоминая увиденное во сне.

— Нет, мессир. Портрета точно не было.

Было очевидно, что этот ответ барона обрадовал.

Люди говорят, что остался один портрет феи, — вмешалась в разговор знахарка, которая все еще дежурила у изголовья хозяина замка.

Легенда — она и есть легенда, не более того, — возразил барон Жак, и было ясно, что он испытал облегчение, произнеся эти слова вслух.

Знахарка усмехнулась и попросила разрешения уйти, раз господин чувствует себя хорошо. Выслушав от барона слова благодарности, она ушла.

Жерсанда тоже вышла, но только после того, как повеселевший Жак де Сассенаж потребовал еды и питья. В кухне мэтр Жанис, насвистывая от радости, уже разжигал печи, чтобы подогреть бульон, зажарить на вертеле двух куропаток и испечь пирог с лисичками. Дом, хозяин которого болен, хиреет вместе с хозяином, но стоит последнему пойти на поправку, как он расцветает снова. Новость о выздоровлении барона Жака докатилась и до деревни, и обрадованный трактирщик стал угощать ячменным пивом всех, кто проходил мимо его заведения.

И только Альгонда оставалась печальной. Она, как и ее мать, знала истинную природу постигшего барона Жака несчастья и причины его выздоровления. И заслуга в этом была вовсе не знахаркиных снадобий.

Осторожно, чтобы не разбудить мать, Альгонда встала с кровати, накинула на ночную сорочку тонкую шерстяную шаль, но обуваться не стала, чтобы под ногами меньше скрипели доски пола. В несколько шагов добежав до двери, она открыла ее и скользнула в коридор. Установленный в нише светильник распространял вокруг себя слабый свет. Альгонда могла бы взять его с собой, но понимала, что он ей не пригодится. Она стала подниматься по лестнице. Миновав комнату мэтра Жаниса, который жил там вместе со своими поварятами, она оказалась на верхнем этаже донжона. Жерсанда отдала дочери ключ от проклятой комнаты. Как можно осторожнее Альгонда вставила его в замочную скважину, повернула, открыла дверь и вошла в комнату. Где-то закричала неясыть. Девушка заперлась изнутри. Она вся трепетала от страха и возбуждения, снова увидев некогда роскошную, а ныне пришедшую в упадок обстановку.

Высокая кровать с разорванным, гранатового цвета пологом, похожим на паутину гигантского паука… Столбики кровати, изъеденные сыростью… Сгнившее стеганое одеяло на источенном мышами соломенном матрасе… Запыленные ковер и гобелены, выцветшие в тех местах, где их касался свет, проникавший сквозь щели только вчера освобожденных от досок окон… Табурет возле прялки с пучком грязной истрепанной шерсти, которую никто никогда не спрядет… За деревянными рамками со свисающими с них клочьями, которые некогда были ширмой из промасленной бумаги, виднелась ванна феи.

Освещенные тусклым светом полной луны, все эти вещи казались жалкими и в то же время окутанными ореолом тайны, который терялся в резком дневном свете. Взгляд Альгонды остановился на камине. Время от времени порыв ветра поднимал остатки пепла, который опадал на бронзовую подставку для дров и на паркет. Крыса пробежала через комнату и скрылась за выступавшим из стенной кладки камнем. Грызунов Альгонда не боялась. Взгляд ее был устремлен на темное пятно над камином, оставшееся от написанного на дереве портрета, который они с матерью сняли и спрятали.