Андрей Белянин - Посрамитель шайтана

Глава 22

Лучше наступить на высоковольтный провод, чем на хвост шайтану… Или наоборот?!

– Что нового в городе?

– Народ передаёт из уст в уста дивную историю о сиятельном Аслан-бее, который бегал по городской бане, угрожая моющимся правоверным тем единственным орудием, которым природа щедро одаряет каждого правильно настроенного мужчину.

– Вашего Асланчика она одарила особо щедро…

– Вай мэ, Лёва-джан, над этим и смеются! Но не впадай в зависть, ибо сказано, что Аллах, дарующий одному человеку силу, богатство и власть, непременно ущемит его в другом… Жаловаться некому, а хитрую улыбку с лица мусульманина не сотрёшь усилиями и всех стражников Коканда!

– Тогда моя миссия выполнена, где Бабудай-Ага?

– Хороший вопрос… Однако, хоть ты и посрамил великого султана с его любимым слугой, джинн не пришёл вернуть тебя туда, откуда ты вышел.

– Ходжа, мы все оттуда вышли…

– У тебя скверный язык, друг мой, и бесстыдное воображение, переворачивающее каждое моё слово на извращённо-похабный лад. За что тебя женщины любят, а?

– За скромность и красоту, – наставительно напомнил сам себе Лев Оболенский. – Ладно, я понял, пока мы не воссоединим разрушенную семейную пару – домой меня никто не отпустит. Это из-за шайтана, да?

– Увы, его козни столь же неисповедимы, как пути Аллаха, – скорбно признал домулло. – Но не стоит дожидаться, когда наш храбрейший Аслан-бей убедится, что нас нет в городе, и пошлёт стражу за ворота. Мы покинем этот постоялый двор уже вечером…

Забегая вперёд (или возвращаясь назад?), скажу, что ребятки дали дёру из Коканда сразу же после шумного банного инцидента. Уходили по одному, огородами, стараясь по максимуму не привлекать внимания. Местом встречи был обозначен небольшой караван-сарай в двух часах пути.

Башмачника Ахмеда отправили на конюшню болтать с Рабиновичем, а Лев и Ходжа в добротном платье погонщиков верблюдов неспешно пили зелёный чай под навесом для «чёрной кости» в разношёрстной компании такого же простого люда. Говорили вполголоса, хотя шпионов и соглядатаев бояться не стоило, они предпочитали другую среду, отираясь поближе к заезжим купцам.

В чём, кстати, была заслуга всё того же домулло, в своё время лихо подставившего пару лазутчиков бухарского хана – несчастные с ночи засели в засаду в кустах у арыка, а наутро туда пришли мыться женщины… Жестоко отлупленных бедолаг выловили голыми ниже по течению, а именем Насреддина на Востоке стали пугать всех сексотов и доносчиков!

– …Честно говоря, не очень-то похоже, чтобы ты так уж рвался домой. Я тут, между прочим, с ума сходил, всех знакомых из органов на уши поставил, заврался весь…

– По Корану мужчине разрешается врать лишь женщине (для сохранения семьи) и врагу (для временного перемирия). Сказал бы правду…

– Какую правду? Кому?! Да меня за первый роман о твоих приключениях едва на ходу не разорвали! И причём не мусульмане даже, а свои ура-патриоты, русские! Правда по большому счёту читателю не нужна, но откровенную ложь тоже фиг кому втюхаешь! Тьфу, прости, чегой-то понесло меня о наболевшем… Короче, в первом романе всё держалось на твоей «пристукнутости» об асфальт и клятве наказать эмира. Во второй раз… Лев, глобальности не хватает, понимаешь?! Комизм есть, беготня по сюжету, навороты восточные, даже философия кое-где, а смысл… Ради чего тебя вернули? В принципе на всю тамошнюю Азию и один Ходжа прекрасно юморил направо-налево, ты-то там зачем?!

– А… по приколу!…

…На самом деле они покинули постоялый двор уже после обеда. Так сказать, упали на хвост проходящему каравану и двинулись в путь. Домулло уверял, что как только Аслан-бей доложит об отсутствии в благословенном Коканде мерзкого Багдадского вора, то султан разом успокоится и вновь отправит своего любимчика за прекрасной Иридой аль-Дюбиной. И ведь, судя по всему, главный стражник точно знает, где её искать…

Но пустыня велика, а караванных дорог в ней немного, наша компания просто обождёт в ближайшем оазисе, подальше от Коканда. Дальнейшее – дело техники и хитроумия! Нет, лично на мой привередливый взгляд, план хуже некуда, сплошные дыры и нестыковки, но Оболенский купился. Башмачнику вообще всё было до фонаря, кроме розовых воспоминаний, заветного флакончика за пазухой и обещаний впредь никогда не произносить слово «талак»…

Описывать их короткий переход по пустыне смысла не было – песок, пыль, неразговорчивые путешественники, лохматые верблюды. Действие драмы разыгралось в оазисе, куда они заявились к ночи…

– Всё… завтра на Рабиновиче еду я!

– Даже не мечтай, о избыточно весящий сын медведицы и носорога! Ты же раздавишь моего милого, чуткого, красивого и восхитительно пахнущего осла…

– Ты ещё поцелуй его после таких комплиментов…

– Вах, а тебе завидно, что не тебя?!

Оболенский плюнул, снял с не вмешивающегося в дежурный спор ослика свой хурджин и поплёлся искать место для ночлега. Ахмед, зябко кутаясь в старый халат, увязался следом…

– Почтеннейший, а у нас палатки нет…

– Украдём.

– Уважаемый, а одеял с подушками тоже нет…

– Украдём.

– А ещё…

– Украдём, – монотонно продолжал Лев, и башмачник взорвался:

– Зачем так говоришь?! Почему украдём? Я правоверный мусульманин и ничего красть не буду, это нехорошо, мне мама говорила! Сам кради!

– Ах, у тебя ещё и мама была?… Я-то думал, такие зануды из яиц вылупляются…

– Из чьих?

– Из… страусиных! Так что засунь свою голову в песок и стой в мечтательной позе. Пока на тебя народ любоваться будет, я попутно понарушаю законы шариата.

Чувствуя, что голубоглазый великан почему-то не в духе, осторожный Ахмед не стал спорить, а тихохонько отвалил к колодцу. В оазисе их было целых четыре. Караванщики укладывали на отдых верблюдов, разжигали костры, поили животных, и густая арабская ночь уже распахивала над ними блистающий полог.

Кто сказал, что ночью в пустыне темно? Там светло, как днём! Но, в отличие от палящего солнца, нежные и ласковые звёзды заливают барханы и пальмы холодным, призрачным сиянием. Самый заурядный пейзаж превращается в хрустальную сказку, песок становится схож с алмазной пылью, горизонт приобретает не свойственную ему хрупкость и стеклянную остроту, растения, наоборот, кажутся выкованными из чёрного железа, а зыбкий воздух наполняется совершенно северною нежностью, обжигая лёгкие манящим холодом дамасского клинка! Звёзды сливаются в один ковёр, пёстрым восточным узором явленный пустыне, отражённый в ней и воспетый так, как только точёный слог рубаи способен говорить о небе, об Аллахе, о звёздах…