Александр Анфилатов - Зеркало мира (СИ)

Глава 8

Море встретило «Палладу» свежим встречным ветром. Она, отчаянно маневрируя, пробивалась сквозь набегающие потоки тёплого воздуха. Наступало время южного муссона и ожидать попутного ветра не приходилось. Если не принять экстраординарных мер, можно стоять, ожидая погоды в устье Кандо до середины лета, когда с севера пойдут караваны с зерном. Понимая бесперспективность ожидания, Ярослав принял решение продвигаться вперёд короткими галсами максимально круто к ветру, как это позволяла конструкция корабля. К сожалению, за первый день пути продвинулись вперёд от силы на пятьдесят километров, но и это, по мнению Ярослава, было лучше, чем совсем ничего. Уже к вечеру следующего дня выяснилась бесперспективность коротких манёвров, и не сильно утомляющих команду, но неприятных. Уже в первую ночь Ибирин предложил встать на якорь в знакомой бухте. Ярослав возразил:

— Какой смысл тратить время на бесцельное стояние у берега по ночам?

Их разговор слышала вся команда. Ярослав продолжал:

— Я понимаю, движение ночью опасно к северу от мыса Матапан, где море усеяно рифами. Здесь их не вижу, а ты и сам утверждаешь — море чисто до Риналя. Что мешает идти ночью? Мы умеем ходить по азимуту и знаем, в каком направлении проходит берег. Даже если ветер сменится, мы не приблизимся к нему в кромешной темноте, я всё рассчитаю.

Скрепя сердце кормчие согласились на эксперимент, но остались при своём мнении, то есть, категорически против.

Всю ночь Ярослав вёл «Палладу» в открытое море правым галсом под пятнадцать–двадцать градусов лагом к ветру и берегу, конструкция не допускала большой угол, корабль начинал дрейфовать.

Когда рассвело, команда схватилась за голову, берега не видно. Они находились в открытом море. И хотя в бинокль просматривалась тонкая полоска, чувство оставалось неприятное. Никто из команды не удалялся от берега. Даже Ибирин ходил на Рух от одного видимого на горизонте острова к другому, и ни в коем случае ночью.

Конечно, Ибирин и Зенон, понимали, в каком направлении плыть, чтобы берег стал осязаемо ближе. Остальная команда, да и большая часть землян по неопытности находилась в смятении пока берег вновь не стал виден невооружённым глазом. Тогда все вздохнули с облегчением. К концу дня приблизились настолько, что «Паллада» вернулась на вечерний курс, и Ярослав смог произвести счисления, а Ибирин определиться, где находятся. Оказалось, за сутки прошли семьдесят пять километров по прямой, что значительно больше, чем в первый день. Ярослав высказал мнение, что когда будет опыт, то смогут проходить большее расстояние. Во всяком случае, всё удалось, и движение в открытом море более не вызывало сдержанный ропот команды.

Двое суток последовательно удалялись и приближались к берегу в медленном, но неуклонном движении на юг. Погода стояла великолепная, ветер свежел, но в меру. «Паллада» скользила по изумрудной глади моря, взбивая килем пенные буруны. Команда в бодром состоянии, хотя значительную часть припасов съели, но рыбная ловля пополняла рацион. Все понимали большую перспективность хоть и медленного, но движения, чем бессмысленное стояние на якоре.

Меж тем, несчастье пришло не с той стороны, с которой могли ожидать. На третий день заболел матрос–агеронец. Врача на корабле не было, и его роль занимал в меру сил любой член команды. Если быть точнее, то Горх — так звали моряка — стал недомогать накануне, но никто не обратил внимания. Мало ли что с человеком. Утром третьего дня по выходе из устья Кандо ему стало плохо, поднялся жар, и он потерял сознание. Ярослав, не будучи медиком ни по профессии, ни даже по натуре, как это водится, измерил температуру и приказал выделить отдельное место на палубе подальше от других. Быстро выяснилось — симптомы болезни очень похожи на признаки уже виденной им полгода назад эпидемии в Изумрудной долине.

Скрыть факт страшной болезни не представлялось возможным, да и не было смысла. Наоборот, следовало провести все необходимые меры предосторожности. В первую очередь выделить место для карантина, что на корабле подобном «Палладе» затруднительно, особенно при скученности, которая царит на борту. Обращаясь к команде, Ярослав потребовал:

— Если это та зараза, следует отделить больного от здоровых, чтобы не передалась остальным. Для этого надо создать карантин, как это сделала Ольга Николаевна в Изумрудной долине. Места у нас мало, но больные не должны лежать вперемешку со здоровыми. Для этого ты, Зенон, — он указал на товарища рукой, — изберёшь себе помощников из команды. Пойдёте возьмёте доски, брусья, соорудите на носовой надстройке за фок–мачтой будку. В ней больным, а я предполагаю, болезнь не ограничится одной жертвой, будет удобнее. Свежий ветер станет продувать помещение, и находиться будут на максимальном удалении от команды.

— Прошу слова, Ногата Дхоу, — перебил его речь известный бузотёр и любитель перечить Банула Наростяшно, — Зачем нам больной на борту?! — резко выкрикнул он. — Мы что, можем вылечить? Да он всех заразит! Мы помрём!

После слов, брошенных в неподходящий момент, когда напряжение достигло максимума, эмоции команды прорвали незримые барьеры.

Люди буквально взорвались, совершенно не обращая внимания на командиров. Все закричали, стараясь переорать друг друга. Одни кричали:

— За борт его!

Агеронцы отвечали:

— Хочешь жить — прыгай сам!

Ибирин предложил своим громоподобным басом:

— Берег рядом, никого за борт бросать не будем. Высадим!

Земляне, даже такие ушлые, как Жиган, опешили перед напором аборигенов. Шведов подкрался со спины и прошептал на ухо Ярославу:

— Что будем делать, начальник?

Ярослав, оценивая ситуацию, не посчитал её безнадёжной. Конечно, если пойти на поводу команды, и дать возможность высадиться, они в страхе разбегутся. Знал — агеронцы по натуре легко возбудимы, но и успокаиваются быстро. Стоит хорошенько одёрнуть. Спокойно ответил Анатолию:

— Ничего не будем, пусть проорутся!

Меж тем, кое–кто уже желал менять курс, и Ярослав был вынужден повысить голос:

— Тихо! Слушаем меня!

Затем выдержал паузу, пока все не остановились и не замолкли. Только после стал говорить, спокойно с расстановкой.

— Никого за борт кидать не будем — это нехорошо. Предки нас осудят. Высадить на берег — ещё хуже. Мы прогневим богов, если преднамеренно начнём распространять заразу на берегу. Погибнем не только мы с вами, погибнут тысячи ни в чём не повинных людей. Поэтому тот, кто посмеет исполнить бесчеловечное желание, будет иметь дело со мной. Меч мой ещё не заржавел в ножнах. То же самое будет с теми, кто вздумает бунтовать против моей власти. Требую подчинения, как ваш вождь и кормчий корабля. Всем ясно?