Леонард Карпентер - Гроза Кровавого побережья

Канаты петлями обвили руку статуи, сжимавшую меч, и она доказала, что с легкостью сможет удержать корабль над обломками. Этот мостик, хоть и неразрывный на вид, протянулся над водой всего на дюжину фатомов. Он не смягчал толчки, не компенсировал рывки, лишь, натянувшись, как струна, вибрировал под ударами волн, врезаясь в дерево корабля и камень титанической руки.

Статуя, насколько мог судить Конан, не качалась и не двигалась с места, несмотря на постоянные удары волн и рывки канатов. Более того — ее огромная, обросшая водорослями масса отражала и рассеивала часть безжалостных ударов моря, приходившихся по судам. Так что Конан решил не вытравливать натянувшийся над водой канат, понадеявшись, что якоря на морском дне крепко держат судно. В любом случае у пиратов хватит времени использовать это крайнее средство.

Размышления Конана были прерваны суматохой, которая поднялась внизу, когда полуголые фигуры ныряльщиков — трое или четверо и едва стоящая на ногах, что-то кричащая Филиопа — выскочили на главную палубу. Какой-то юноша пробрался через залитую палубу к грот-мачте и, вцепившись в толстые веревки, стал карабкаться на мачту.

Оставив намертво привязанное и бесполезное сейчас рулевое колесо, Конан прыгнул на задние перила и схватился за лини. Карабкаться по веревкам в такую бурную погоду было легче, чем ходить по палубе. Шустрый, как кот, Конан взбирался по паутине снастей. Он перехватил юношу на середине грот-мачты, когда мальчик готовился вскарабкаться на новый сегмент мачты. Это оказался Келтрас — предводитель ныряльщиков. Он слабо сопротивлялся, когда Конан схватил его.

— Что это ты делаешь, парень? — рявкнул Конан ему в лицо. — Подниматься на мачту в такую бурю — самоубийство, даже имея такие крепкие руки, как у тебя. Почему бы тебе не остаться внизу, пока не кончится шторм?

— Я должен убраться с корабля… это проклятие Дагона! Морской бог ищет меня. Я оскорбил его! Я поднимусь как можно выше и понадеюсь на могущество Тарима… прежде чем жадные волны сожрут меня! — С этими словами он стал с новой силой бороться и лягаться, чтобы освободиться и лезть дальше по мачте.

— Что это за безумие: ныряльщик, который боится моря? — Стиснув пропитанные смолой канаты, Конан затолкнул парня на узкую, гуляющую под ногами платформу у верхушки мачты. — Что это заставило тебя обезуметь? Разве твой морской бог больше не любит тебя и не заботится о тебе?

— Он не станет заботиться о том, кто украл арфу из рук самого бога! Святую, древнюю арфу, призывающую ветер!

— Так вот в чем дело! — Наградив ныряльщика затрещиной — ударом, который заставил юношу расслабиться, едва не лишив сознание, Конан подхватил мальчика и легко перебросил его тело через плечо. Раскачиваясь на канатах такелажа, он со своим грузом пополз назад к палубе. Движения Конана были искусными и почти автоматическими. Он не смотрел на веревки, очень быстро перебираясь по ним. В его голове проносились различные мысли и видения недавно случившегося: факел, который он заметил, изучая глубины подводного дворца; едва различимый идол с рыбьим лицом, сидящий в зале в конце галереи, и разговор с Кроталусом. За всем происшедшим стоял колдун — и это все объясняло.

— Сюда, Филиопа. Возьми щенка, и пусть приятели отнесут его на нижнюю палубу. Не связывайте его. Все будет в порядке, если все мы выплывем из этой переделки. Паренек спятил. Он думает, что проклят своим богом, но, быть может, ты сможешь переубедить его. Забери его, а у меня есть одно срочное дельце.

Передав Келтраса в руки его приятелей-ныряльщиков, Конан широкими шагами направился на нос. Достигнув его, он взобрался по лестнице и зарычал на Кроталуса, который стоял там, сжимая растяжки:

— Дурак — колдун, двурушник, предатель! Это ты вызвал бурю и подставил нас под удар судьбы! Ты послал мальчика с волшебным факелом найти арфу морского бога, которая теперь в твоих руках. Она — секрет древней расы, волшебство, которое приносило хорошую погоду и славу этому городу, а возможно, именно она и разрушила его! Но почему ты сейчас хочешь нас уничтожить? Эта арфа свела тебя с ума? Тебя не волнуют ни сокровища, которые мы добыли, ни твоя собственная бесполезная жизнь?

Выкрикивая все это, Конан, пробирался к фок-мачте. Однако он не приближался к Кроталусу, который больше уже не держал в руках древней арфы. Кешанец ответил неспешно. Чтобы удержаться на носу раскачивающегося корабля, ему приходилось обеими руками держаться за снасти.

— Ты прав, капитан Амра. Мне не нужно много сокровищ. Приятно обладать богатством, но это не та вещь, за которой я прибыл сюда. Я всегда искал новые силы и знания, которые позволяли бы человеку командовать стихиями. Арфа и в самом деле могущественна, но ею трудно управлять… увы, даже если бы я попытался остановить бурю сейчас, не думаю, чтобы мне это удалось.

Подняв руку, он указал на древнейший инструмент. Колдун ухитрился поднять арфу на веревке, переброшенной через рею кливера над бушпритом. Линь не был крепко привязан к перилам — лишь обмотан вокруг них. Его обтрепанный конец волочился далеко в море, безжалостно раскручиваясь на ветру. Добраться до него было невозможно, как видел Конан, потому что ни один смертный не дотянулся бы, чтобы подцепить арфу, и не полез бы за ней в такую погоду по непрочным веревкам. До поры до времени не было никакой возможности избавиться от этой проклятой вещицы.

Более того, если раньше, для того чтобы поднять ветер, необходимо было бренчать на арфе, то теперь-то колдун ее не трогал. Однако золотая арфа вращалась в воздухе, бренча и звеня сама по себе. Каждый удар ветра вызывал вибрацию серебряных струн, звеневших все новыми сверхъестественными и нестройными аккордами. Вся измученная оснастка корабля трепетала в такт этим звукам, словно в унисон с арфой звенела цитра.

— Дьявол, — перекрикивая какофонию, завопил Конан, — ты вызвал бурю, чтобы убить всех нас и к тому же утопить Джафар с Аграпуром! Но ты забыл одну вещь: если все мы станем пищей для рыб, тогда мне ничто не помешает вцепиться в твое нечестивое горло и хорошенько сдавить его…

— Успокойся, капитан! — Когда Конан подошел к нему, Кроталус не отступил, а хладнокровно остался стоять на месте. — Разве не первой заботой капитана является благополучие корабля? Если так, то должен тебя предостеречь: я чувствую новую опасность, грозящую этому великолепному карраку, опасность большую, чем какой-то ветер.

В самом деле, пока колдун говорил, Конан заметил изменение в ритме раскачивания палубы под ногами. Отвернувшись от колдуна, Конан выпрямился, осматривая палубу, залитую морской водой, в поисках причины происходящего. «Ворон» по-прежнему бился на привязи, но только волны теперь разбивались поверх его перил. Галера металась бок о бок с карраком. И если смотреть поверх пенных гребней волн, то ее было отлично видно. Швартовые канаты держали ее как с кормы, так и с траверса, но веревка, идущая от кормы к гигантской голове и руке, обвисла. Сама скульптура неясно вырисовывалась над водой, высвеченная по контуру вспышками молний…