Маргит Сандему - Наказание за любовь

— И я подумала, что будет лучше, если мы этой ночью отдохнем здесь, — вмешалась Тува.

— Тогда и мы тоже, — решил Марко. — Они следовали за нами по пятам, но на несколько часов их удалось остановить. Наверху, в Дривдален. Можем эту ночь спокойно провести здесь. Но мотоцикл вы спрятали слишком плохо, так не годится!

Тува сконфуженно призналась, что и не подумала об этом. Вместе с Марко она пошла вниз, чтобы спрятать его получше и заказать комнаты для остальных.

— А где ваша машина? — спросила она, когда они спрятали мотоцикл на заднем дворе.

— Ее больше нет. Сюда мы приехали на поезде. Как дела у Морагана?

— Неважно. Но он настаивает на том, чтобы продолжать, и я не могу ему отказать. Понимаешь, последнее желание у человека. Марко, неужели ты ничего не можешь сделать для него? Нет, я знаю, что сейчас сил у тебя недостаточно. Но мне так хочется, чтобы он остался в живых!

— Похоже, ты влюбилась, — улыбнулся Марко.

— Могла бы. Но мне мешают две вещи.

— И что же?

— Во-первых, в меня никто не сможет влюбиться, и я все время помню об этом. А во-вторых, из-за моих собственных чувств к другому.

Марко остановился и бережно взял ее лицо в свои теплые ладони.

— Малышка Тува, — нежно произнес он. — Я твой самый-самый лучший друг, знай это. Но я никогда не смогу ни в кого влюбиться, мне это не суждено.

— Твой отец мог, — напомнила она. — Правда, Сага была такая красавица…

Он медленно покачал головой. Улыбка его была такой нежной и прекрасной, что у Тувы слезы на глаза навернулись.

— У меня особая миссия, — тихо сказал он. — Ты знаешь, такая же, как у тебя и у Натаниеля. Но моя серьезнее, чем твоя. Я был рожден для этого. Весь смысл моей жизни заключается в том, что я должен помочь вам сокрушить Тенгеля Злого. Когда я найду место, где спрятана вода зла, ко мне вернутся мои прежние силы. Но это не поможет, Тува. Земная любовь между мужчиной и женщиной для меня невозможна. Но это не мешает мне любить тебя!

И он нежно привлек ее к себе и осторожно поцеловал. Тува стояла, как соляной столб, даже не дышала. Потом он ее отпустил.

— Дальше я не смогу зайти никогда. Пошли, нас все ждут.

— Погоди, — сказала она и положила ладонь на его руку. — Я только хотела поблагодарить тебя. Мне ведь больше ничего не нужно было, Марко. Теперь я понимаю, что моя любовь к тебе — да, потому что это была любовь — никогда не требовала от тебя большего. В ней никогда не было земной эротики. Для меня ты — мечта, и ничего больше. Я сохраню тебя как сказочного героя, рыцаря на черном коне, белый тебе не идет. Мне очень помогло, что тебя не волнует никакая другая женщина. Если ты позволишь мне по-прежнему тобой восхищаться, преклоняться пред тобой и знать, что ты мой лучший друг, то мне ничего больше и не надо! Это правда!

— Я всегда знал это, Тува. Теперь мы прекрасно понимаем друг друга. И мне бы очень хотелось, чтобы Мораган остался в живых!

И вдруг она поняла, что ничего не видит. Глаза ее были полны слез.

— Я тоже этого хочу. Я знаю, что он меня не захочет, но теперь я наконец-то свободно чувствую, до чего же он мне нравится! Понимаешь, ты мешал мне понять это.

Он пожал ее руку и улыбнулся своей теплой улыбкой.

— Хорошо. Что вы с ним в одной комнате, ему не следует оставаться одному. Но стыдно признаться, мы даже подумали, что вы захотели остановиться вместе по другой причине.

— Ну и глупо, — неуважительно сказала Тува. — Неужели вы действительно думали, что он… Нет, опять я об этом! Ян утверждает, что я просто отпугиваю всех своей вечной неуверенностью в себе.

— Очень верно сказано, — сказал Марко. — Все твои друзья знают, что ты считаешь себя самой отвратительной на свете, не надо быть занудой и опять повторять это. Кстати, в тебе нет ничего отвратительного, ты просто яркая индивидуальность!

— Спасибо, сама знаю, — язвительно перебила его Тува.

Когда остальные разбрелись по комнатам, Ян и Тува остались сидеть в своих креслах. Приятно было расслабиться. Бокалы были наполнены вновь.

— А теперь давай рассказывай конец истории Людей Льда, — потребовал он.

— Это заняло бы целый год, — ответила она. — Лучше я расскажу кое-какие мелкие подробности.

Она так и сделала, а Мораган слушал, пока не стало темно. В конце концов он сказал, что у него глаза сами закрываются, да и бутылка вина была почти пуста. Сама она тоже говорила с трудом. Она прервала рассказ и, усевшись возле его ног, принялась снимать с него ботинки. Он не мешал ей, только чуть улыбался. Сам он в этом момент осторожно снимал рубашку. Движения его были сейчас такими медленными, что она догадалась: он смертельно устал.

— Иди в ванную первая, сказал он, буквально засыпая, и она послушалась.

Когда они оба уже лежали в своих кроватях, Мораган словно очнулся. Возможно ли, что на лице у него вода? Тува все время чувствовала, что она так устала, что могла просто провалиться в кровать и заснуть, но она не могла не принять вечером душ. Таким образом она засыпала быстрее. Сейчас она не обратила внимания на то, что ее мысли сознательно вертелись вокруг таких пустяков. Она попросила Яна рассказать побольше о себе.

— Больше нечего рассказывать, — медленно произнес он.

— Твои мысли. Что ты любишь, а что нет. Твои мечты и желания… Нет, прости, забудь о последнем!

— Как я могу забыть? — сказал он с душераздирающей горечью. — Только сейчас я понял, что я хочу делать в жизни. А теперь уже слишком поздно. Об этом мы и так говорили уже чересчур много.

Поскольку кровати стояли близко, у каждой был ночник, она взяла его руку, лежавшую на перине и нежно сжала ее.

Они долго молчали. Наконец она тихо произнесла:

— Все равно, расскажи, что ты мог бы сделать! Сначала он молчал, она решила, было, что обидела его своими словами, но потом из темноты раздался его голос:

— Как я уже говорил тебе, никто из людей не хотел бы исчезнуть из жизни бесследно. А со мной может произойти именно это. Я не знал раньше, насколько это важно: чтобы что-то осталось после тебя. Но когда у тебя впереди море времени, об этом как-то не думаешь.

— И что же ты думал предпринять?

— Не так уж много, — тихо улыбнулся он. — Может, то, что я мог бы сделать своими руками. Какой-то прием в работе, который бы люди помнили. Ребенка… Или подвиг. Но как я могу сейчас хоть что-то сделать?

— Ну, что касается великого подвига, то, может, у тебя еще будет шанс, не успеешь и слова вымолвить. Если уж ты так хочешь ехать с нами. Но… будет лучше, если никто из посторонних не будет знать, что мы делаем, в худшем случае все мы можем погибнуть. Причем последнее наиболее вероятно. А тогда это никому из нас славы не прибавит.

Ян молчал.