Дмитрий Емец - Мост в чужую мечту
Змейка осторожно вытащила острую мордочку из ее пульса.
Глава 9
«ЧОКНУТЫЙ НЫРЯЛЬЩИК»
Когда-нибудь все мы пожалеем, что мало страдали, как недопеченный пирог жалеет, что мало простоял в печи.
Кавалерия«Закладка… За… кла… дка…» – бормотала Рина, вздрагивая вместе со спиной Гавра и его то проваливающимися, то опускающимися крыльями. Слово проворачивалось на языке, как отпавший кусок зубной пломбы – уже чужое, уже ненужное, уже не твое. Как ногти, которые равнодушно выбрасываешь в мусорное ведро, хотя минуту назад они были частью твоего тела, входили в «Я» как составной элемент его телесности.
Когда человек сделал что-то плохое или неумное, например, сболтнул лишнее и повредил другу, ему скверно. Но если увеличить дозу вины в тысячу раз, допустим, ты открыл лишнее врагу на войне и из-за твоего языка погибла дивизия, наступает оглушенность. Сознание отключается, откладывая вину до того момента, когда сможет ее осознать.
«Заклад… кладка… клад… лад… ад…» – шептала Рина.
Мысли смерзались. Потерянная укороченная нерпь с уникумом и закладка из пункта «Запад» сливались в нечто единое, страшное, лежащее на душе, как слипшийся ком позавчерашней каши, забытый на дне кастрюли.
Рина потеряла шарф в сотне километров от Москвы. Он обледенел от ее дыхания, и она решила перевязать его. Замерзшие пальцы слушались плохо, и вырванный ветром шарф умчался куда-то. Странно, что Гамов услышал, как она вскрикнула. Обычно звуки во время полета сразу сносятся. Гамов развернул Аля и бросил его вниз. Мелькнули сложенные черные крылья гиелы, и прильнувший к седлу, почти слившийся с ним всадник. Аль падал камнем: лишь кончики кожистых крыльев управляли полетом.
И Гамов, и шарф скрылись где-то внизу. Гавр, не видя, за кем следовать, начал дурить и попытался повторить отвесное пике. Рине пришлось вопить и дергать его за уши, чтобы он образумился.
«Не успеет!» – подумала Рина про Гамова, но тот уже вынырнул из «слепой» зоны. Гавр, для которого это стало неожиданностью, едва не перевернулся в воздухе. Евгений пронесся рядом, толкнув ее воздухом, и, точно лассо, набросил ей на шею шарф.
Вскоре, когда Москва просматривалась в отдалении как плоское серое пятно, окруженное белыми дымами от труб котельных, Гамов повернулся в седле и, махнув рукой, стал снижаться. Гавр, не спрашивая у Рины разрешения, последовал за Алем.
– Негодяй ты! Мог бы хоть у меня спросить! Вдруг я против? – буркнула Рина в шарф.
Рина узнала место. Они были недалеко от ШНыра, но не со стороны Копытова, а ближе к другому шоссе, название которого Рина вечно путала. «Соберусь когда-нибудь машину водить – выучу! А так чего мозг засорять?» – говорила она Сашке. Тот, любивший четкие и определенные знания, не понимал такой приблизительности.
Гамов сел у недостроенной бензоколонки. Место было подходящее. И с дороги незаметно, и можно укрыться за длинным одноэтажным строением, вдоль которого проходят островки заправок. Гавр, едва Рина спрыгнула у него со спины, сразу принялся носиться короткими куриными перелетками, то вспрыгивая на бетонные опоры навеса, то купаясь в снегу. Аль, как более мудрый, не позволял себе стихийных движений. Сложил крылья и по бензоколонке ходил полугиеной-полульвом, заглядывая в затемненные окна кассы.
«Налетался! Теперь ищет, чего бы съесть!» – подумала Рина. Она понадеялась, что сторожа на колонке нет, иначе впечатления ему обеспечены.
Гамов поочередно поглядывал то на Рину, то на Гавра.
– Выносливый, а ведь в силу еще не вошел!.. Пару раз он чуть тебя не сбросил! – заметил он.
– Ты бы меня поймал, – легкомысленно ответила Рина.
– Сомневаюсь. Девушки падают обычно быстрее шарфов. И в грунт зарываются глубже. И просто на уровне совета: когда гиела психует – закрывай ей глаза! Чем угодно: ладонями, платком.
– Зачем?
– Когда гиела не видит, она перестает кувыркаться. Правда, может начать кусаться. Тогда надо выбирать, что в данный момент лучше.
Рина смотрела на крепление для шнеппера на бицепсе Гамова и понимала, что ее мнение об этом парне постепенно меняется. Гамов начинал ей нравиться. Вот только одна мысль давно тревожила ее.
– Тебе приходилось стрелять в шныров? Стрелять, чтобы попасть? – резко спросила она.
Гамов, помедлив, качнул головой:
– Нет. Я всеми правдами и неправдами избегал патрулирований. Тилль пытался посылать, но с Белдо всегда можно договориться… Он прикроет.
– Почему ты не?..
– Мне было бы слишком просто… Угадай точку выхода, а дальше как в тире… И девушек много… Я не хочу!.. Да пошли они все… – буркнул Гамов и, желая закрыть тему, стал показывать Рине метательные ножи. Их было два, и фиксировались они на ножнах отличного боевого ножа, который вызвал бы нездоровый интерес у любого патрульного в московском метро.
Рина наклонилась, коснувшись штанины.
– Давай на скорость! Раз, два, три! – предложила она.
Рука Гамова неуверенно двинулась к ножнам, но хищная выкидушка Рины уже блестела у его горла.
– Неплохо! – одобрил Гамов.
– Ерунда! Ты даже не попытался его достать! Да и нож у тебя на фиксаторе, – Рина великодушно защелкнула выкидушку.
Гамов отстегнул от пояса ножны.
– Держи!
– Зачем?
– Ты победила! Давай меняться!
Рина жадно разглядывала нож. Отличный клинок, с синеватым волнистым лезвием многослойной ковки, с именным клеймом мастера, острый, как бритва. У нее никогда такого не было и никогда не будет. С одной стороны, она рада была получить нож Гамова, а с другой…
– Твой дороже. У меня обычная китайская штамповка.
– Ничего, – усмехнулся Гамов. – Там, где я взял этот, найдутся и другие. В крайнем случае, еще раз слетаю в Берлин.
– Что ты собираешься делать дальше? – спросила Рина.
– А ты? – ответил вопросом на вопрос Гамов.
– Я полечу в ШНыр.
– А я… ну, тоже полечу куда-нибудь, – не очень уверенно сказал Гамов.
Рина вспомнила, что к ведьмарям он вернуться не сможет. В ШНыр ему тоже дорога заказана. Куда тогда?
– Тебе что, в Москве негде жить? – озабоченно спросила она.
– Мы в основном живем за городом. У нас там есть… э-э… домик, – сказал Гамов с такой упреждающей скромностью, что небольшой домик вырос в представлении Рины до размеров дворца.
– Значит, туда?
Гамов задумчиво погладил кожу ее шныровской куртки.
– Там отец. Гай ему не простит, если он меня примет, а у отца с Гаем дела… Ну ничего: есть у меня одно местечко. Ты Ботанический сад хорошо представляешь?
В Ботаническом саду Рина бывала многократно. И на роликах каталась, и на велосипеде, и пешком. Но Родион долго втолковывал им на занятиях по ориентированию, что для шныра «хорошо представлять» место – это знать каждый камень, куст, бордюр, каждую кучу старых досок, под которые можно забиться. Этим же она похвастаться не могла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});