Джо Аберкромби - Прежде чем их повесят

Тот потер ноющую шею.

— Ни в коем случае. Мученичество вам к лицу, но я — уж простите — разделять его не намерен. — Он облизал беззубые десны. — Я принес в жертву все, что мог.

— Вероятно, не все. Задавайте свои вопросы.

«Хм… Прямо к делу. Что бы это значило: нечего скрывать или нечего терять?»

— Вам известно, что стало с моим предшественником, наставником Давустом?

— Искренне надеюсь, что он умер в страшнейших муках.

От удивления брови Глокты поползли вверх.

«Откровенно! Не ожидал. Пожалуй, первый честный ответ на этот вопрос. Впрочем, подозрений с Кадии это не снимает».

— В страшнейших муках, говорите?

— В страшнейших. И если вас постигнет та же судьба, я не пролью ни слезинки.

Глокта улыбнулся.

— Думаю, никто не прольет, но сейчас речь о Давусте. Ваши люди к его исчезновению причастны?

— Возможно. Причин с ним разделаться у нас предостаточно. Он постоянно устраивал чистки, проверки на лояльность, расправы в назидание другим… Многие семьи лишились по его милости отцов, мужей, дочерей… В Нижнем городе тысячи жителей, я не в состоянии следить за каждым. Могу сказать вам одно: об исчезновении наставника Давуста мне ничего не известно. Когда гибнет один дьявол, присылают другого. Теперь здесь вы. Что проку моему народу?

— Разве что в молчании Давуста. Возможно, он узнал, что вы заключили с гурками сделку. Кажется, ваш народ не слишком обрадовался вступлению в Союз.

Кадия фыркнул.

— Много вы знаете! Дагосканец никогда не пойдет на сделку с гурком.

— На сторонний взгляд у вас много общего.

— На сторонний взгляд невежды. Да, мы темнокожи. Да, мы поклоняемся Богу. Но на этом сходство заканчивается. Дагосканцы — мирный народ. В нас нет ни капли воинственности. Пока гуркская империя, точно раковая опухоль, расползалась по всему Кантийскому континенту, мы тихо сидели на своем полуострове, полагаясь на защиту крепостных стен. По глупой недальновидности мы считали, что их победоносные походы нас не касаются. — Хаддиш усмехнулся. — Но вскоре у ворот появились гуркские эмиссары. Они потребовали, чтобы мы покорились их императору и признали, что устами пророка Кхалюля говорит Бог. Мы отказались, и тогда Кхалюль поклялся нас уничтожить. Похоже, свою клятву он скоро выполнит, скоро подомнет под себя весь Юг.

«И архилектора это не обрадует…» — подумал наместник, а хаддишу сказал:

— Как знать… Вдруг Бог вам поможет?

— Бог благоволит лишь тем, кто сам разбирается со своими проблемами.

— Может быть, мы сумеем разобраться кое с чем вместе?

— Не вижу смысла вам помогать.

— Даже если заодно вы поможете себе? Я собираюсь издать указ, предписывающий открыть ворота Верхнего города, чтобы ваши люди свободно перемещались по всей Дагоске. Торговцев из Великого храма выкинем, и вы опять сможете проводить обряды в своем святилище. Дагосканцам позволят носить оружие — его выдадут из наших арсеналов. С коренным населением будут обращаться так же, как и с прочими гражданами Союза. Они этого заслуживают.

— Так-так… — Кадия, сцепив руки, откинулся на спинку кресла. — Теперь, когда у ворот стоят гурки, вы заявляетесь в Дагоску и, гордо размахивая свитком, точно Писанием Божиим, начинаете творить добро. Вы не такой, как остальные. Вы хороший, честный, справедливый… Думаете, я поверю?

— Откровенно говоря, мне плевать, чему вы поверите. И уж тем более я не творю добро — тут смотря с чьей колокольни глядеть. А что касается «хорошего, честного, справедливого», — Глокта облизнул губы, — то этот корабль давно уплыл, и меня даже не было на причале, чтобы помахать ему вслед. Я хочу отстоять Дагоску. Все. Ничего более.

— И вы знаете, что без нашей помощи Дагоску не удержите.

— Кадия, вы не дурак. И я не дурак. Так зачем вы прикидываетесь идиотом? Это, по меньшей мере, оскорбительно. Мы можем препираться до посинения, пока волна гурков не сметет крепостные стены. А можем сотрудничать. Никогда не знаешь, что тебя ждет. Вдруг совместными усилиями мы их одолеем? Ваши люди помогут нам копать ров, чинить стены, ставить ворота. На оборону города вы выставите тысячу человек. Для начала. Потом нам понадобится еще больше людей.

— Я? Неужели? А если с нашей помощью город выстоит? Останется ли в силе нынешнее соглашение?

«Если город выстоит, меня здесь не будет. Скорее всего, к власти вернется Вюрмс и его команда. Нынешнее соглашение обратится в прах».

— Если город выстоит, я сделаю все возможное, чтобы соглашение осталось в силе. Даю слово.

— Все возможное… — задумчиво повторил Кадия. — Значит, ничего.

«Суть ты ухватил верно».

— Мне нужна ваша помощь, поэтому я предлагаю, что могу. Я бы и рад предложить больше, но большего у меня нет. Если хотите, продолжайте сидеть в трущобах в обществе мух, дуясь на Союз и дожидаясь пришествия императора. Может быть, великий Уфман-уль-Дошт предложит сделку повыгоднее. — Глокта посмотрел хаддишу в глаза. — Только он не предложит. Мы оба это знаем. — Поджав губы, священнослужитель качнул головой и издал глубокий вздох.

— Говорят, заблудившийся в пустыне принимает воду у того, кто ее предложил. Я согласен заключить договор. Как только освободите храм, мы начнем рыть ваши ямы, таскать ваши камни и носить ваше оружие. Это лучше, чем ничего. Возможно, вы правы — возможно, вместе нам и правда удастся одолеть гурков. Чудеса все-таки случаются.

— Я тоже о таком слышал. — Глокта оперся на трость и с мучительным стоном поднялся на ноги; рубашка противно облепила вспотевшую спину. — Да, слышал.

«Но никогда не видел».

Глокта бессильно вытянулся на подушках: голова запрокинута, рот приоткрыт, ноющее тело расслаблено.

«Эти же покои занимал мой прославленный предшественник, наставник Давуст… Просторные комнаты. И обставлены прекрасно. Наверное, до того, как туземцев вышвырнули в пыль Нижнего города, здесь жил дагосканский князь. Или хитроумный визирь. Или смуглая наложница. Чудесное место. Куда лучше моей жалкой тесной норы в Агрионте. Плохо лишь то, что в этом уютном уголке бесследно исчезают наставники инвизиции…»

Из северных окон, расположенных со стороны отвесной скалы, открывался вид на море, из других — на раскаленный солнцем город. На всех окнах были установлены тяжелые ставни. От внешней стены вниз сбегал голый каменный склон — к острым скалам и бушующей соленой воде. Обитая железом дверь в шесть пальцев толщиной запиралась на тяжелый замок и четыре мощных засова.

«Давуст явно заботился о своей безопасности, и, похоже, не зря. Как же сюда пробрались убийцы? И куда дели тело? — Его губы сами собой изогнулись в улыбке. — Интересно, как избавятся от моего? А число врагов у меня растет: высокомерный насмешник Вюрмс, педант Виссбрук; торговцы, на чью прибыль я покушаюсь; прислуживавший Харкеру и Давусту практик; туземцы, ненавидящие всех, кто носит черное; ну и мои старые недруги гурки. А тут того и гляди сам его преосвященство решит от меня избавиться, разгневавшись, что дела продвигаются недостаточно быстро. Пришлют ли кого-нибудь в Дагоску разыскивать мой изувеченный труп?»