Виталий Сертаков - Кузнец из преисподней

– Это уж мы обеспечим, – оскалился полковник Гирей. – Не сомневайтесь. Мурза Юсуф мне обещал, что в Крыму хохлы покоя не дождутся. Это вам не уральские тихие татары, не Халитов послушный в Казани!

– Отлично, – сказали из сумрака. – Если так, то не Украина пошлет помощь Петербургу, а скорее – наоборот. Они там завязнут надолго, это им не Аравия.

– Мы всем фермерам свободную торговлю вернем, – добавила свою каплю Арина Рубенс. – Вернем свободные рынки, вернем Пакт вольных поселений. Люди должны привольно жить где хотят.

– Урожая этой осенью Кузнецу не видать, – со злобной радостью предрек папа Саничев. – С нами девять губернаторов. Еще четверо склонятся, как только поймут, что сила за нами. Из Астрахани, Краснодара и Ростова ни зерна, ни овощей на севере не дождутся. Я так думаю, что Ставрополье, да и Волга вся – до Ярославля – за нами встанет. Надоело всем до чертиков кормить эту ораву. Мои люди не зря хлеб едят, настроения давно известны. Петербург богатеет, иноземцы жируют, Трибунал наглеет, армия на серебре жрет, а простому фермеру уже дышать нечем…

– Наши люди поднимут Вологду, как и обещали, – скромно сообщил митрополит. – Господь не допустит, чтобы нечисть всю Сибирь испоганила до Тихого океана. Мы привезли бывших ссыльных, кормили-поили, обещали им житье в городах, прощение обещали, если только помогут паровики дьявольские остановить.

– Кузнеца поддержат северные семьи Качальщиков, – бесстрастно доложил собранию Прохор Третий. Чувствовалось, что ему неуютно или даже неприятно находиться среди горожан, в душной прокуренной избе. Но колдун крепился, ничем не выдавал себя. – К несчастью, Кузнеца любит Хранительница Книги и многие Хранители памяти. Потому что он учит наших детей… Когда вашему хозяину доложат, что мать-земля взбунтовалась, он начнет искать тех, кто умеет гасить Слабые метки. Но очень скоро ему доложат, что Слабых меток здесь нет… – Молодой Хранитель впервые позволил себе улыбнуться.

От этой змеиной улыбки Степана передернуло. Черты лица колдуна на мгновение снова размазались.

– Кузнецу доложат, что Слабая метка находится под землей. Очень плохая… – подхватил хриплым голосом Посланник. – Такой Звенящий узел давно не рождался. Он родился глубоко под землей. Но никто не захочет по приказу лезть в преисподнюю, и Кузнец сам туда отправится. Бывший Клинок так смел и отважен…

После таких слов заговорщики примолкли. Словно всех коснулась ледяная когтистая лапа. Степану показалось, что даже отчаянный лесной Качалыцик побаивается этого чудного мужика в сером. И снова почудилось бывшему управителю дорог, что не русский человек прячется под серой дерюгой, а кто-то из таежной, шаманской братии…

– Зачем нам города ссыльных на востоке? – Лопата пошевелил кустистыми бровями, поглядел на каждого строго. – Зачем нам кормить эту ораву бездельников? Нам разве мало своих дел? Если сюда придут эшелоны с бандитами Кузнеца, жизни честной и доброй на Урале не будет. Спасибо Прохору Третьему – я быстро долетел из Петербурга на змее, видел их приготовления. Страшно дело кончится, я вам скажу. С тремя волхвами мудрыми я говорил, на Онеге и на волжских островах. Туда их Кузнец проклятый сослал. Все три волхва гибель пророчили, если не остановим саранчу питерскую…

Затем, с сильным кавказским акцентом, заговорил человек, сидевший в углу. Он так и не снял легкую шапку и не придвинулся к лампе.

– Русские оставили сильные гарнизоны в Тбилиси, Батуми и Цхинвали. Когда Кузнецу доложат о том, что происходит здесь, он кинет в драку своих псов – казаков и гвардию. Он будет уверен, что это небольшой бунт, ха-ха-ха… Но очень скоро ему придется снять армию с границы. Как только Абашидзе выступит на помощь Кузнецу, верные люди в Грузии поднимут восстание. Тбилиси снова объявит независимость, на этот раз – навсегда. Мы сделаем так, чтобы бои затянулись. Мы сделаем так, что в войне обвинят русских. Русские пьяные солдаты нападут на девушек, убьют несколько детей… Глядя на нас, поднимутся другие, особенно магометане. Для них честь важнее русского флага.

– А если Серго Абашидзе вернется со своей армией? – тихо спросил кто-то.

– Вернется, чтобы стать врагом своего народа? – насмешливо переспросил кавказник. – Тогда его проклянут, а в армии поднимется мятеж. У Абашидзе каждый третий офицер – грузин.

«Мятеж! – охнул про себя вконец протрезвевший Наливка. – Никто с нечистью бороться не будет. Это мятеж против Кузнеца. Вот только…»

Отступать ему было поздно – снявши голову, по шапке не плачут. Вот только крепко задумался Степан Наливка: откуда эти умники заранее прознали, что бесы его жену порвут?

11

ИЛЬМЕНЬ-ГРАД

Спускались по веревочной лестнице, до первого из горбов. Их оказалось три, три покатых горба, один под другим, из отшлифованного когда-то водой песчаника. Получилось что-то вроде трех последовательных ступеней вниз, каждая приближала ко дну пещеры метров на двадцать.

Кое-как закрепили костыль, захлестнули вокруг него веревку. Катились вниз, кто как мог, набили шишек, но до дна пещеры добрались в целости. Особенно Артур волновался за булей – они по веревкам лазить не умели. Рыжулька, потеряв опору, фыркала и пищала, как маленькая. Связанной Стражнице зеркала здорово досталось, пока катилась вниз по неровным камням. Она только шипела, но даже ни разу не застонала. Внизу путешественники собрались в кучу, зажгли факелы и лампу, оценили высоту. Впрочем, почти сразу огни потушили. Оказалось, что в пещере достаточно света.

Точно высчитать высоту было невозможно. Крепкой веревки хватило метров на тридцать вертикальной скалы. Ниже находились три каменных горба. Они походили размерами и формой на купола соборов. Реальный же потолок пещеры терялся во мраке. Дышалось тут легче, чем в тоннелях, и, как ни странно, оказалось гораздо теплее. Пахло проточной водой, рыбой и… навозом. Невидимая река журчала где-то рядом, билась о камни, с гулом проваливалась в лакуны.

Малыш и Рыжулька, очутившись на твердой земле, повели себя странно. Они негромко рыкали, но жались к людям. Поведение для бесстрашных булей совершенно необычное. Особенно учитывая то, что ни китайский Качалыцик Вонг, ни Дед Касьян пока ничего худого не приметили.

– Нет живых рядом, – безапелляционно отрубил Озерник. – В городе есть, но до окошек тех – еще топать и топать. Не пойму, чего зверушки ваши бесятся.

– Зато видать все без факелов, – удовлетворенно крякнул Митя. – Как мне надоело в темноту пялиться!

– Со временем что-то странное, – Орландо потряс своими жилетными часами. – Я привык угадывать время, и мои ощущения подсказывают, что прошло гораздо больше, чем семнадцать минут. Прошло часа три, с тех пор как мы вышли наверху к трещине.