Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — пфальцграф

Встрепенулись все четверо и, я даже не ожидал такой мгновенной реакции, сорвались с места разом.

Я на цыпочках торопливо подбежал к выбитой двери. Под ногой предательски скрипнуло, беззащитная спина замерла в смертном страхе. Я вздохнул с великим облегчением, когда ввалился в дверной проем, и, уже чувствуя себя в относительной безопасности, задел прислоненные рядом копья.

Они обрушились на землю с грохотом, и только тогда все четверо обернулись, застыли. Я слышал, как один прошептал в ужасе:

— Что это было? Второй прошептал:

— Это Древние… Кто-то споткнулся о копья…

— Ты дурак? Как тени могут спотыкаться? Кто-то из них для забавы толкнул их, чтоб нас пугнуть! Еще один буркнул:

— Пусть забавляются, но монета вот она… И еще где-то есть…

Когда все вернулись, я слышал, как договаривались помалкивать, а то и монеты отберут, и вздрючку получат за отлучку. Ведь Саксон мог попытаться ускользнуть.

Я с облегчением убрал руку с рукояти меча. За моей спиной узкая винтовая лестница ведет наверх по часовой стрелке. Чем хороши эти башни, так именно такой хитростью: лестницы везде загибаются по часовой стрелке, а это значит, что защищающийся держит меч в правой руке, а щит в левой, в то время как нападающий вынужден рубиться левой. Конечно, в мирное время хорошо бы лифт или хоть какой-то подъемник, а то пока всползешь на вершину, то чувствуешь себя так, будто в самом деле взял ее с бою.

Но, похоже, именно то, что нападающий щитом терся о стену, как раз и спасало до сих пор жизнь Саксону. Я постоянно переступал через доказательства преимущества винтовой лестницы: трупов столько, что поставить ногу некуда.

Трупы до самого верха, сколько же здесь полегло. Только однажды увидел воина в цветах Бражелленов, а так все люди графа Хоффмана. Люк на верхнюю площадку закрыт, я тихонько постучал, выждал, постучал снова и, оглянувшись, прошептал:

— Саксон, это я… открой!

С той стороны тишина, я испугался, что израненный Саксон уже мог за это время умереть, прошептал громче:

— Саксон, это Ричард Длинные Руки!… Леди Беатрисса вернулась с войском! Открой мне…

Снова долгая тишина, наконец донесся глухой стон. Я видел сквозь толстые доски, как появилось расплывающееся багровое пятно, медленно приблизилось. Медленно, очень медленно начал выдвигаться засов.

Люк дрогнул, освобождаясь, я быстро поднял и, вскарабкавшись наверх, тут же задвинул засовы. Саксон, весь в коросте засохшей крови, с повязками на плече и обеих руках, стоит на коленях, похоже, уже нет сил даже встать.

Багровые набрякшие веки начали опускаться, я успел подхватить, перелил часть жизни, уложил навзничь. Снизу по-прежнему тихо, стражи все еще шепотом обсуждают случившееся.

Тяжелые веки на измученном лице поднялись. Глаза с полопавшимися сосудиками с трудом обрели осмысленное выражение.

— Вовремя… — прошептал он. — Они уж могли бы войти… трусы… Моя рука не держит меч…

— Уже держит, — заверил я и снова опустил ладонь на его раненое плечо. Холодок побежал по руке вверх растаял. Саксон в самом деле близок к смерти, ка только и держался, старая закалка. — Помощь близко. Леди Беатрисса уже в лесу. С нею отряд отборных воинов.

Он помолчал, затем губы слегка шевельнулись:

— Люди короля Барбароссы? Помедлив, я соврал:

— Нет. Мои люди.

Он снова помолчал, пальцы сжались в кулаки, плечи вздулись. Я перевел дыхание, не сразу сообразил что просто проверяет свое тело, а вовсе не собираете: броситься на меня.

— Значит, этот замок отныне ваш?

— Нет, — ответил я торопливо. — Ты сам, если хочешь, поднимешь на башне ее стяг.

— Хочу, — ответил он просто.

— Как только очистим замок от этой дряни, — уточнил я. — Сколько их? Где сам граф?

— Не знаю, — ответил он уже крепнущим голосом. — Когда началась резня по всему двору и в донжоне, я понял, что нас захватили врасплох. Кликнул Кеста и Мыстаря, они оказались рядом, пробились втроем к башне и тут уже защищались.

— Хорошо защищались, — сказал я. — Те до сих пор страшатся убрать трупы с лестницы. Он кивнул:

— Да, мы отступали очень медленно. В конце концов граф заорал, что не будет терять людей, а заморит нас голодом. Или заставит самих нас перебить друг друга.

— Но твои люди погибли?

— Да, это граф сказал, чтобы мы успокоились, а сам еще пять раз посылал выбить нас отсюда. Мы для него как заноза в заднице, кроме того — угроза. Он же не знал, что нас в башне всего трое! Последний раз сам повел отряд. Тогда и погиб Кест, а Мыстаря тяжело ранили, сегодня умер… Графа я трижды поразил так, что, если бы он не рухнул на руки тех, кто внизу, я бы добил… Но успели унести, а я отступил и заперся…

Я снова опустил ладонь ему на плечо, холодок уже едва ощутимый, сказал властно:

— Спи!… Утром тебе понадобятся силы.

Он спросил устало, но с радостной надеждой:

— Замок… вернем?

— Да, — ответил я. — Спи.

Его набрякшие веки наползли на глазные яблоки, а я подумал, что рыцарь на его месте спросил бы, будет ли бой, славный бой, когда звенят мечи и кричат насмерть убитые, а этот по-крестьянски поинтересовался, вернем ли замок. Да и вообще рыцарь на его месте уже давно бы погиб, посчитав для себя постыдным отсиживаться, запершись в башне, когда есть возможность выйти одному против ста и красиво умереть.

Так что при всей любви к рыцарству надо будет опираться вот на таких, из простого народа… Гм, что-то у меня все чаще такие вот несвойственные ранее мысли: как строить замок, как наладить оборону, на кого опираться, как распределить налоги, как начинать осторожные реформы… от одного этого слова становится кисло и противно, словно глотнул жабу в уксусе.

Утром Саксон едва раскрыл глаза, сразу спросил с надеждой:

— Что-то придумали, сэр? Я покачал головой:

— Что-то у меня с головой. Всегда знаю, как спасти мир, как вывести страну из кризиса, даже знаю, как выиграть в Кубке Кубков, но вот такие мелочи, как захватить замок… гм…

Он проговорил с почтительным уважением:

— Это потому, сэр, что вы привыкли повелевать большими войсками, да?

— Да, — ответил я со вздохом. — Я вообще-то генералиссимус, командовал и орками, и эльфами, и даже ленивые гномы у меня еще как воевали… Да что там гномы — дварфы сражались за милую душу! Я даже знаю, как опустить доллар! Эх, как жаль, что я птица такого высокого полета, в мелочи никак не вникну…

Совсем обалделый, он спросил встревоженно:

— Так что делать будем, сэр?

— Не знаю, — ответил я честно. — Там, в лесу, уже тревожатся. Я обещал вернуться к рассвету, а вон уже солнце поднимается… Как бы сдуру не пошли на приступ! Лягут все до единого. Наверное, выйду я наверх да начну отстреливать все, что движется. И что шевелится. А там, глядишь, какая умная мысль придет. Ей надо, чтобы голова чуточку разогрелась.