Роман Злотников - Арвендейл. Император людей

— Эпилента!

— Да! — Женщина так рванула волосы, что император не выдержал и застонал. — Да, это я. Та, у которой ты отобрал все, что принадлежало ей по праву рождения. И теперь я собираюсь… — Договорить она, однако, не успела, потому что сбоку послышался еще один голос, также показавшийся императору знакомым.

— Нилера, у нас мало времени!

— Подожди, Эгмонтер. Ты обещал мне, что я смогу позабавиться с ним.

— Да, но если я не успею закончить ритуал, прежде чем его гвардейцы ворвутся внутрь, мы все попадем в лапы Лагара. Ты готова рискнуть этим ради нескольких минут удовольствия?

Эпиле… вернее, Нилера несколько мгновений боролась с искушением, но затем смачно плюнула императору в лицо и швырнула его голову на пол.

— О темные боги, что бы я хотела сделать с тобой! Ну да ладно, удовлетворюсь тем, как ты будешь корчиться в руках моего господина.

Император напрягся, попытавшись приподняться, и обнаружил, что не может оторвать от пола ни рук, ни ног. И, что более важно, не способен воспользоваться ни единым заклинанием. Он скосил глаза. Его ладони, лодыжки и тело в районе паха оказались вымазаны чем-то черным, выглядевшим, будто растопленная смола. Но это явно была не смола. Это было что-то такое, что, кроме всего прочего, снимает боль. Потому что все эти части его тела были пришпилены к полу какими-то очень острыми предметами, напоминавшими осколки камня. Черного, блестящего камня, похожего на застывшие языки Темного пламени.

— Не волнуйся, Нилера, — вновь послышался голос герцога Эгмонтера, — ты сможешь в полной мере насладиться местью. Для правильного течения ритуала нужно, чтобы в его теле не осталось ни одной целой кости. Так что вот, возьми и приступай. Только не трогай череп и позвоночник. Ты можешь убить его, а когда мы перейдем к заключительной части, он должен быть еще жив.

— А-а-а! — радостно возопил женский голос, и в следующее мгновение на пальцы императора обрушился тяжелый удар, пронзивший все его тело острой болью. И сразу же вслед за этим еще один, потом еще, а затем он вообще потерял сознание…

Когда император очнулся, дверь в его спальню была уже закрыта и завалена мебелью. Даже его кровать, с которой был сбит балдахин, была привалена к двери. В горле саднило, как будто где-то рядом что-то горело. И… боль, боль, боль. О Светлые боги, он еще никогда не испытывал такой боли! Впрочем, спустя несколько секунд он таки сумел с ней справиться. Вернее даже, не справиться, а немного свыкнуться. Вряд ли кто-нибудь еще смог бы сделать это, но император уже несколько десятилетий жил рядом с этой тяжкой соседкой, даже не рядом, а вместе. И он привык ней. Хотя та, прежняя, не шла ни в какое сравнение с этой, но, в сущности, они были одинаковыми. Просто новая была немного сильнее прежней. Или много…

Он попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, что там происходит, но голова безвольно свалилась набок. И он понял, что у него перерезано горло и голова держится только на позвоночном столбе. Впрочем, даже на нем она не держалась. Ибо все позвонки были умело раздроблены. Похоже, в его теле действительно не осталось ни единой целой косточки.

Слава богам, голова опрокинулась именно в ту сторону, поэтому он увидел, как герцог Эгмонтер старательно дорисовывает вокруг его фигуры третий, замыкающий круг. Само его тело было заключено в охранительную пентаграмму. Понятно… ритуал вызова демона. Но, темные боги, КОГО собирается вызвать Эгмонтер, если в качестве жертвы избрал самого императора?!

— Все готово, — пробормотал Эгмонтер, выпрямляясь.

— Вовремя, — прошипела Нилера. Потому что как раз в этот момент на дверь спальни обрушился очередной тяжкий удар. Наружные двери рухнули полчаса назад. За пару минут до этого Эгмонтер приказал отволочь к почти разбитым ручным тараном дверям ковер, облил его какой-то дрянью и поджег. Так что когда те двери рухнули, все, кто оборонял их, успели отойти в спальню, закрыть двери и завалить их всем, что успели к ним стащить. Но внутренние двери были послабее наружных, поэтому, как только огонь утих и штурмующим гвардейцам удалось разобрать завал и перетащить в холл ручной таран, двери тут же затрещали.

— Так. — Эгмонтер окинул взглядом всех, кто находился в спальне. Из дюжины, что вместе с ним прошла через калитку, их осталось всего шестеро. — Ты, — он указал на своего джерийца, — и Беневьер остаетесь у дверей. Умрите, но не дайте ворваться сюда ни единому человеку, пока я не закончу ритуал. Остальные сюда. Встаньте внутри круга. На острие каждого луча.

— Но… — с сомнением начала Нилера-Эпилента. — Разве мы не должны держаться за пределами пентаграммы и охранительных кругов?

— При обычном ритуале — да, — усмехнулся Эгмонтер, — но я не собираюсь просто вызвать демона. Даже очень сильного. Я хочу забрать себе всю его силу. Поэтому я буду тоже стоять здесь, внутри круга, вот на этом луче. А вы займете остальные. Не бойтесь, — мягко улыбнулся он, — вся сила демона устремится на меня. А вы просто поможете мне удержать сеть, в которую я ее поймаю. Это не требует от вас никаких усилий или каких-то особенных действий. Вы просто должны оставаться на месте до тех пор, пока я не скажу, что все закончилось. — В этот момент на дверь обрушился особо сильный удар, пробивший ее насквозь, так что окованная бронзой головка ручного тарана выскочила наружу. И герцог нетерпеливо выкрикнул:

— Ну быстрей же, Нилера!

Как только все заняли указанные места, герцог взмахнул руками и… закашлялся. Вернее, так всем показалось в первый момент. Потому что спустя пару мгновений стало понятно, что он читает заклинания на каком-то странном языке, явно чуждом человеческой гортани. И с каждым новым произнесенным словом каменные осколки, которыми тело императора было пришпилено к каменному полу, начали окутываться языками странного, дрожащего Темного пламени. Кто-то сдавленно застонал и дернулся в сторону. Но было уже поздно. Ноги всех, кто стоял на лучах пентаграммы, будто приросли к ним. Пламя росло, росло, а стоны четверых, стоящих на раскинутых в сторону лучах пентаграммы становились все громче и громче, постепенно, но неуклонно переходя даже не в крик, а в животный вой. Нилера-Эпилента просто уже визжала в полный голос, но остальные также недалеко от нее ушли. Хотя они и были воинами, но странное марево, исходившее от пяти факелов, в которые теперь превратились осколки камня, входило им в плоть, заставляя ее расплываться на части, будто нагревшийся студень, и отставать от костей. Глаза стекали по расползающейся коже лица, как белок из расколовшегося яйца. Волосы с треском сворачивались, как будто на костре, а сами кости трещали и перекручивались, заставляя тела, в которых уже почти не осталось ничего человеческого, принимать причудливые позы. Джериец и Беневьер, совершенно забывшие о том, что им следует делать, в ужасе вжались в стену по обеим сторонам от рассыпающейся двери… Наконец Эгмонтер произнес последнее слово, и по глазам ворвавшихся в спальню гвардейцев ударила Тьма.